Кто вас еще интересует? Масленников — купчина, кулак,
отнюдь не благотворитель… Слава о нем шла нехорошая. Но выступал в Обществе по
изучению Русского Севера, был заинтересован в развитии Севера, считал, что ему
надо уделять больше внимания, поддержки, но с четкими понятиями доходности и
прибыли. Сосновский — делал в Архангельске карьеру, знающий, сильный,
инициативный администратор. Русанов ему был нужен, но в части социальных или
политических взглядов это были, конечно, совсем разные люди, в ту пору
заинтересованные друг в друге.
Есть о чем задуматься после таких характеристик. Если
в части человеческих отношений определенный домысел правомочен, то события,
определившие общую судьбу Жюльет-ты Жан и Владимира Русанова, из нашего времени
выглядят следующим образом. Он был слишком погружен в свои дела, связанные с
Арктикой, чтобы тут же по возвращении с Новой Земли осенью 1911 года броситься
в Париж к любящей женщине, с которой у него была уже назначена свадьба, —
для него дело было на первом месте. А ведь в Орле у него еще оставались сын и
немолодая мать, с которыми он все же успел повидаться в феврале 1912 года.
Остальное развитие событий вплоть до мая того же года читателю известно. Но
отправиться в очередной полярный вояж, не встретившись, не объяснившись и не
простившись, он, разумеется, тоже не мог, что и стало главной причиной его
появления в Париже в мае. Все, как в обычной жизни, — ничего нового для
мужчины-пассионария, старая-старая проблема: любовь и долг, который он сам
взвалил на себя. Уверен, даже когда Русанов приехал в Париж, — он не
собирался брать свою Жюльетту на борт «Геркулеса», иначе бы прозондировал
возможность такого варианта у своих высоких покровителей из МВД, которых он
приездом Жан просто поставил перед свершившимся фактом. А в министерстве его
характер уже знали, чиновникам тоже было некуда отступать… Думаю, все было
решено там, в веселом городе Париже. И это было ее решение, на которое она
имела свое право любящей женщины, готовой на все, чтобы разделить судьбу со
своим возлюбленным — и разделила… А ему лишь оставалось принять все как есть —
так выглядит эта драма сквозь десятилетия, предельно простая и трагическая
одновременно.
Поскольку наши сведения о судьбе двух любящих сердец
исчерпаны, вернемся к экспедиционной прозе, последним дням в Архангельске, где
одновременно завершалась подготовка седовской экспедиции, — надо полагать,
оба лидера после статьи Русанова в «Речи» встречи не искали. Зато Русанов встречался
с некоторыми участниками будущей седовской экспедиции, например с Николаем
Васильевичем Пинегиным, оставившим об этой встрече свои воспоминания:
«При первом взгляде на Русанова можно было принять его
за молодого адвоката или чиновника, — настолько типичны были его городская
фигура в широком пальто и мягкой шляпе, его интеллигентская бородка, галстук
бабочкой и тросточка… И тут же Русанов предложил мне принять участие в этой
экспедиции, она отправлялась через неделю.
— Мы, вероятно, зазимуем. Кроме поисков угля на
Шпицбергене, если повезет сразу найти уголь и останется время, мы сходим
кое-куда в интересные места, там будем зимовать.
— Куда?
— Приходите вечером, обдумав предложение. Если вы
согласны, тогда расскажу о своих планах. А для посторонних пока секрет» (1952,
с. 77–78).
Чтобы не держать читателя в напряжении назревающей
интриги, отмечу, что повторная встреча не состоялась, ничего из интересующего
нас Пинегин так и не узнал, но не отметить многие совпадения в его рассказе и
рассказе Темп в характеристике Русанова невозможно. Несомненно, в изложении Пинегина
отрицательное отношение Русанова, видимо, не к самому Седову, но к целям и
задачам седовской экспедиции, главной целью которой, как известно, было
достижение Северного полюса. Судя по этому источнику, Русанов считал, что
«предприятие Седова вообще было осуждено на гибель» (1952, с. 78). Причины
такой позиции нам непонятны, тем более что седовская экспедиция ни в какой мере
не могла составить конкуренцию Русанову.
Из Архангельска Русанов, Жан и еще ряд участников
экспедиции (включая горного инженера Рудольфа Лазаревича Самойловича) на
рейсовом пароходе «Ломоносов» благополучно добрались до
Александровска-на-Мурмане, где и встретили «Геркулес» с капитаном Кучиным. 26
июня в Петербург ушла очередная телеграмма: «Задержаны штормом, сегодня выхожу.
Русанов».
В письме, отправленном тогда же, он детальнее сообщает
о причинах задержки: «Все время один шторм следует за другим и не дает
возможности выйти из Александровска… В настоящую минуту все готово к отъезду,
но шторм делает этот отъезд совершенно невозможным не только для нашего
маленького судна, но даже для огромного ледокола Масленникова "Николая”,
который стоит рядом с нами и выжидает лучшей погоды. Снаряжение судна всем необходимым:
одеждой, съестными припасами, оружием и проч., оказалось не только достаточным,
но даже избыточным. И, насколько это зависит от меня, сделано все, чтобы
обеспечить успех экспедиции…
Состав команды очень удовлетворительный и большой:
шесть матросов, все опытные люди, бывавшие во льдах.
Несмотря на неблагоприятное в смысле льдов лето, я
уверен в успехе…» (1945, с. 297).
|