Позади уже две трети склона. Вскоре, несмотря на
острое зрение, я стал терять из виду лодку, потом и флаг.
Постепенно елань сузилась в узкое ущелье, появились
небольшие скалы. Где же медведи? Может, поджидают меня за скалой? Продвигаюсь
осторожно. Справа с криком слетела глухарка, и как только я прошел дальше,
нырнула в те же кусты. В конце концов, убедившись, что мишки исчезли, начал
обратный спуск…
Часа через полтора я снова уже подходил к подножию.
Осталось перейти заснеженный лес, и я буду у воды, которой готов выпить ведро.
Неожиданно с реки закричали: «Сзади, сзади,
стреляйте!» Обернулся — никого! Подбежали товарищи: «Сзади вас прошел
медведь, нюхал ваш след. Он сопровождал вас сверху!» Друзья бросились по склону
вправо, а я снова полез вверх.
Только вскарабкался на террасу — услышал: «Скорее
сюда!» «И что орут? — обозлился я. — Ведь спугнут».
Крик повторился. В нем чувствовалась тревога. И рад бы
идти быстрей — да уже нет сил: задохнулся и кружится голова. Неожиданно
кустарник кончился, и в десятке метров я увидел спины спутников. «Вот он, вот
он», — зашептал Олег.
В сплошной чаще я увидел крупного медведя, нагло нас
рассматривающего. Мое появление не произвело на него никакого впечатления.
Неожиданно он шевельнулся. «Уйдет!» — встревожился я. Корпус хищника был
закрыт плотной чащей — стрелять бесполезно. Но огромная голова была хорошо
видна, и я соблазнился. Сделав два шага в сторону, прицелился. Выстрел разорвал
тишину. Мгновение медведь еще стоял, потом мотнул головой и ринулся в глубь
чащи. Пуля попала-таки, но в деревцо…
Уже у лодки я спросил Олега: «Вы чего так кричали?
Увидели — и потихоньку за мной». «Да-а. Попробуй к нему спиной
повернуться. С реки-то он показался маленьким. Догнали, а он к нам. Пасть
разинул, зевнул, наверное. Клычища — во!»
Что и говорить, невесело было на нашем судне.
Вот уже три часа, как мы продолжаем плавание. Здесь ни
перекатов, ни камней, ровное галечное дно. Много уток, есть гуси. После
очередного поворота у правого берега увидели три лодки рассматривающих нас с
берега таежников. Познакомились. Я рассказал о цели нашего путешествия,
посетовал на неудачную охоту, но сочувствия не встретил. Промысловики были
обозлены: они обнаружили, что их избушки на Березовой и Кинзелюке разорены
прошедшей зимой туристами. «Хоть мышьяк в продукты закладывай…» —
возмущались охотники.
«Ну, нельзя же судить обо всех туристах по хулиганской
выходке одиночек. Большинство людей отдыхает культурно. Я, например, в
верховьях Казыра с двумя товарищами…» Один из охотников — Филипп
Запольский говорит: «Так это вы плыли в пятьдесят девятом по Казыру на
резиновой лодке? А у меня ваше письмо до сих пор хранится, то, что вы оставили
в избе на Петровой!»
«Где, где? Где же мы тогда перевернулись?» «Вы тонули
у входа в порог «щеки». Сразу за порогом Бахирев нашел вашу брезентовую сумку,
флажок». Мы стали тут же сверять ориентиры, и я с горечью признал обидный для
меня факт. Из-за отсутствия топографических карт мы ошиблись в счислении. Знай
мы, где произошла неприятность, можно было бы и продолжить маршрут.
Нас пригласили в избу.
«Мечта есть — рогатиной попробовать, —
делился я охотничьей задумкой, — но как медведя задержать? Собак-то,
работающих по нему нет…»
Недалеко от охотничьей избушки в Кизир впадает речка
Березовая. Это заметный приток, но, как и многие другие, не имеет четко
выраженного устья. Вместо него — три ручья, проплывешь — не заметишь.
Утром поплыли к Кинзелюку. В прошлом году, совершив
огромный сухопутный поход, мы не дошли до устья Кинзелюка двадцать километров.
Теперь этот же рубеж мы взяли с запада за несколько дней. Устье
Кинзелюка, — очень красивое место, — поросло дремучей тайгой. Выше
его с километр по Кизиру есть избушка, но мы в нее не заходили. Договорились
набраться терпения — достигнуть четвертого порога. Плыть здесь очень
трудно, Олег не успевает менять шпонки. Чтобы облегчить плавание, я часто
выходил из лодки и шел северным берегом по бурелому. Скалистые прижимы обходил
по узким карнизам или воде.
|