Больше недели шли мы до
знакомой уже мне фактории Тунор, где была база поисковой партии В. Б. Белова.
По дороге мы, правда бегло, осмотрели большую вулканическую кальдеру «Кратер
Чумаков» в базальтах, куда я не заходил в 1939 году. В поисковой партии Белова
тоже все было в порядке. Он уже подобрал участок для опробования на Илимпее, в
урочище Аян. Через два дня на Тунор прилетел на новой машине и Куницын. Б. Н.
Никифоров, как и обещал, прилетел за ним на Стрелку, забрал его на Вановару и
далее в Иркутск, где Куницын получил новую машину того же типа. Между Стрелкой
и Ва-новарой они нашли с воздуха наш самолет и еще раз уточнили его местонахождение.
Зимой 1947/1948 -года И. Т. Куницын с авиатехником доставили на оленях (на
нартах) к нашему самолету новую винтомоторную группу, лыжины, провели необходимый ремонт, Куницын поднял машину в
воздух и угнал ее в Иркутск. Так закончился этот эпизод.
Самолетом И. Т. Куницына
наш маленький отряд был переброшен в село Ерема, на базу экспедиции, туда же
стали стягиваться и все поисковые партии, закончившие свои работы.
На участках Чайка и
Синий Хребтик были выполнены работы по опробованию на алмазы выделенных
участков распространения галечников. Было наработано несколько сот кубометров
галечников, они были промыты на бутарах, рассортированы на самодельных грохотах
по крупности зерна, на отсадочных машинках, сконструированных в ВИМСе,
освобождены от легких минералов (кварц, полевой шпат), и полученный зернистый
материал свезен в Ерему, где и было организовано его хранение. Но в самом
главном работа не была завершена — Москва не смогла выделить нам необходимую
рентгеновскую аппаратуру для просмотра на алмазы полученного при обогащении
зернистого материала. Приходилось ждать.
Что же дал нам первый
год работы? Поиски охватили громадную площадь (около 70 тыс. кв. км),
геологическое строение которой до 1947 года было совершенно неизвестным. Для
нее не только не было геологической карты, но даже изданные листы государственной
топографической карты (1:1 ООО ООО) были составлены, как указывалось на полях,
кроме долин больших рек — Подкаменной и Нижней Тунгусок, «по расспросным
данным», т. е. по рассказам охотников — русских и эвенков. Реки были показаны
пунктиром, часто неправильно, расстояния между отдельными пунктами были
неточны. Пользоваться такими картами трудно, они часто обманывали нас.
Наши работы позволили
для этой громадной площади составить первый приближенный стратиграфический
разрез, т. е. определить порядок и последовательность размещения в земной коре,
у поверхности, осадочных и вулканогенных пород, установить некоторые
тектонические нарушения горных пород. Мы смогли оконтурить наиболее крупные
массивы сибирских траппов, найти остатки древних вулканических аппаратов,
через которые базальтовая магма из глубин поднималась к земной поверхности, а
также собрать несколько тысяч шлиховых проб. Это могло после просмотра шлихов
дать представление о минералогическом составе рыхлых отложений — то есть о
том, какие минералы сносят и отлагают реки, размывая горные породы, а значит, и
о минералогии этих горных пород. Был собран большой материал о рудных
проявлениях на исследованной площади — по магне-титовым и сульфидным рудам. И
только на вопрос об алмазоносное™ района мы еще не могли ответить до просмотра
проб под рентгеном или возможной (хотя и маловероятной) находки алмаза в
шлиховой пробе. По мере того как геологи собирались в Ереме, просматривались и
упаковывались геологические коллекции, составлялась геологическая карта —
первая для междуречья Нижней и Подкаменной Тунгусок в их верхнем течении.
Геологический персонал
готовился к выезду на камеральные работы в Иркутске. В Ереме оставалась база экспедиции
с радиостанцией.
Проектируя работы 1948
года, мы пришли к выводу о целесообразности распространить поиски в бассейне
Вилюя. Основания для этого были следующие. В 1947 году мы покрыли поисковыми
работами с шлиховым опробованием бассейны Подкаменной и Нижней Тунгусок. Обе
эти реки текут с юга на север в верхнем течении, поворачивая затем на запад, к
Енисею.
|