Байкальская сторона. - Иркутск:
Восточно-Сибирское книжное издательство, 1988.
Автор: Валентин Распутин
Что такое Сибирь?
Давайте не будем сейчас
говорить ни о поражающих воображение расстояниях и площадях, ни о суровых природных
условиях, в которых невозможно якобы долго находиться, ни о богатствах,
старых, новых и вечных,— обо всем том, что прежде всего приходит на ум и стало
первыми и расхожими представлениями об этом крае. Давайте заглянем внутрь
вопроса и попробуем понять место Сибири в своих ощущениях Родины, а быть может,
даже всего мира, в ощущениях, так сказать, абстрактного плана, в восприятии
части от целого — части своей судьбы и жизни, части пройденного человеком пути
и части нашей уверенности в завтрашнем дне. Что такое Сибирь в отношении к
человеку, вернее, в их взаимных отношениях? Что несет она в себе как сила
влияющая и воздействующая, почему, проведя здесь два-три года, а порой и год,
человек всю жизнь затем гордится сибирским периодом? Ну, лестно, предположим,
что выдержал испытания, закалил, как принято говорить, свой дух, прошел определенную
профессиональную школу... Но разве это все? Гордятся и те, кто не выдержал, не
закалил и не прошел, гордятся одним лишь быванием в Сибири, подобно тому, как
прежде гордились и обольщались походом на Афон. Дело, значит, не только в материальных,
профессиональных и физических приобретениях, а в чем-то еще, что не сразу
может быть обозначено, но существует и входит немалой долей в понятие
«сибирского притяжения».
Недавно мы отпраздновали
400-летие со времени похода Ермака и начала присоединения Сибири к России. Как
и принято в юбилейных публикациях, много приводилось цифр, отражающих прежнее,
нынешнее и будущее состояния Сибири, много делалось сравнений и прогнозов,
показывающих сибирские рывки, главным образом экономические, к тому, чем эта
земля стала сегодня и намерена стать завтра. Не все, однако, поддается сравнению.
Есть вещи несопоставимые, необъяснимо существующие лишь в себе и развивающиеся
по каким-то собственным законам. Есть они и в тех понятиях, которые говорят о
Сибири, если не смотреть на нее только с хозяйственной точки зрения.
Сибиряк, для кого эта
земля родина, и сезонник, для кого она место временного пристанища, промысловая
территория или рабочая площадка,— издавна вместе с этими двумя типами
населяющего Сибирь человека отмечались и разные взгляды на нее, разные, при
всей видимости их соприкосновения, подходы и отношения. Не нужно быть
закоренелым мистиком, чтобы поверить, что Сибирь, как и всякая другая живая
земля, чует, с чем, с какой такой надобностью жалует сюда всякий гость, и тем
же встречает-привечает; Сибирь, долгое время бывшая местом массового наказания
и ставшая едва ли не проходным двором для разного рода любителей наживы,
должна чувствовать это в особенности: за века было откуда взяться опыту, чтобы
отличить охочего человека от работника и переселенца.
Пожалуй, именно так:
охочий человек, скороспел и скоросмел, самый вредный для Сибири тип, верный ее
обирала, выдающий себя за благодетеля, изыскателя и преобразователя: не
сибиряк, но работник, сделавший и продолжающий делать немало доброго и
полезного для Сибири, созидатель по натуре, и в труде не знающий разницы, свой
или сторонний это край; и местный житель, коренной или пускающий корни
сибиряк, связавший себя с Сибирью всем строем существования не на одно поколение,—
пожалуй, в этом разделении не на своего и чужого, а на способствующего и не
способствующего ее благу справедливости больше. И обращаться к подобному
разделению и оговаривать его приходится не без боли, однако по той простой
причине, что Сибирь как огромное и мощное хозяйство еще не устоялось и не
выправилось, чему в конце концов ей быть, на деле еще не прояснилось, но,
разведя большие пары, нуждаясь в рабочей силе, она невольно привлекает и
немало случайного, приискательского люда, рассчитывающего, как и сто, и двести
лет назад, на приискание скорой и легкой удачи и смотрящего на Сибирь словно
на злонамеренную обманщицу, если вожделенная удача почему-либо не дается.
Нуждаясь в рабочей силе,
во сто крат нуждается Сибирь в жителе, который мог бы быть ей сыном,
радетелем и патриотом, который и, преобразовывая ее, делал бы это не с
холодным сердцем для кого-то неизвестного, а для собственных детей и внуков.
|