Величественная тайга с
кедровыми гривами, распадками и кряжами, ключами и речками, увалами и
долинами, пойменными и альпийскими лугами — такая земля никогда не была
безлюдной: волны племен, начиная от легендарных хунну, уходя по азиатскому
коридору в Европу, оставили свои названия рек и хребтов, отрогов и долин.
Попробуй бесспорно переведи экзотические имена чикойских притоков: Югал,
Урлук, Буркал, Улилей, Хилкочен, Дербул, Кирхирот, Этытей... Иранский историк
и государственный деятель Рашид-ад-дин, упоминая реку Чуку, соотносил это
слово с эвенкийским корнем Чокондо (современное Сохондо).
Русские землепроходцы
никогда не замахивались на память древней земли — нет в Сибири нью-Москвы или
нью-Рязани. Миллионы речек и хребтов, гор и озер, как и сам великий Байкал,
хранят глас и звук родовой истории. Может быть, с этого и начиналось приятие
новой земли в лоно российского Отечества...
Долго не открывалась
русским дозорным дорога в глубь Забайкалья. Уже стояли рубленые остроги в
Братске и Якутске, казачьи струги пенили верховья Амура, уже Василий Поярков со
товарищи зимовал на Зее, а Чикой-река — рукой подать от Байкала — оставалась
неведомой соболиной тропкой, запутанной в крутобережье юго-восточного разлома.
Наконец, енисейские служилые люди Якунко Софонов, Ивашко Герасимов,
Чебычаков, Максимко Уразов, Кирилко Емельянов, Матюшка Сауров «в съезжей избе
сказали: из Баргузинского-де острожку летнею скорой ездой на лошадях на
Иргень-озеро поспеть можно дней в 6». Это означало, что расспросчики и дозорцы
догадались пойти от Байкала на юго-восток, вверх по Селенге, и отыскали правые
притоки Чикой и Хилок, которые как раз и вели в глубь огромного края.
«Хождение за Байкал»
было суровым и век суровый. Даже неистовый протопоп Аввакум, прошедший по
Хилку, писал в знаменитом «Житии»: «...плоты тяжелые, приставы немилостивые,
палки большие, батоги суковатые, пытки жестокие—огонь да встряска».
Но люди шли и шли
«встречь солнца».
В царском наказе
Афанасию Пашкову на воеводство в Даурскую землю особо предписывалось распознавать,
есть ли там «медь, и железо, и олово, и свинец, и золото, и серебро, и каменье
дорогое, и жемчуг, и бархаты, и отласы, и камки, и тафты, и зендени, и кумачи, и
кость рыбная добрая черная, и иные какие узорчатые товары».
Жемчуг и узорчатые
товары на Чикое не встречались, но край открылся удивительный: на березовых
увалах, в распадках и долинах, по мягким плодородным террасам отдыхала пышная,
подымчивая, как хлебная опара, живая земля. Молодое солнце играло маковками
диковинных лилий, дымились тяжелые росы, трещали корни от избытка земных сил.
Казачий отряд Петра
Бекетова, «пробивший окно» в Забайкалье, можно назвать серебряным копьем, ибо
летел он в поисках князя Лавкая, владевшего, по слухам, серебряной горой.
Слухи подтвердились: казак Филипп Свешников, а позже рудознатец Григорий
Лоншаков отыскали нерчинское серебро, первое в России.
Сереброплавильные заводы
надо было снабжать хлебом, кормить добытчиков и стражников, горных служителей и
мастеровых людей. Доставка продовольствия из-за Урала — дело немыслимое.
И появился документ,
который можно прочесть в «Полном собрании законов Российской империи». Он
датирован 1722 годом. «Его императорское величество, генваря 11 дня, в
Преображенску на генеральном дворе, по предложению Берг-Коллегии Президента
Генерала и Кавалера Брюса, указал: которые ныне освобождены от каторжной работы
и определены послать в Сибирь в дальние города, оных послать и впредь таковых
посылать с женами и с детьми в Дау-ры на серебряные заводы... Да сибирскому
губернатору выбрать из тамошних пашенных слобод 300 семей и перевести туда же
с женами и с детьми и поселить на пашне же».
С этого документа и
начинается история «семейских» в Сибири и на Чикое.
С плачем уходил
крестьянин-старовер из России, но уже за Уралом утирал слезу — просторы открывались
великие, земля начиналась свободная, а где-то там, за темными лесами, синел
Байкал, а еще дальше — то ли снилось, то ли сказывалось древними старцами —
лежало легендарное Беловодье — райская земля без богатых и бедных, без царских
стражников, без гонителей и хулителей «древлего благочестия».
|