Медведь. Владыка летней тайги в
заповеднике сравнительно с другими районами Восточной Сибири очень многочислен.
Следы медведя или его самого можно встретить во всех поясах растительности от
берега Байкала до гольцов. Но это распространение носит характер сезонных
скоплений — в зависимости от появления того или иного массового корма медведи
собираются то там, то здесь.
Хозяева
Подлеморья эвенки шемагирского рода в старину довольно интенсивно добывали
медведей, видя в них врагов своих оленей. В прибрежной полосе Байкала до сих
пор сохранились кое-где потемневшие от времени, развалившиеся массивные кулемы—
ловушки для медведей.
С
установлением заповедности звери быстро размножились и вскоре стали действительно
самыми обычными животными.
В 1957— 1959
годах мы исследовали распределение плотности медведей на единицу площади и провели
учет численности их в заповеднике. Оказалось, что на заповедной территории
обитает около 100 — 130 медведей, а в период весенней концентрации на побережье
Байкала в южной части заповедника на 1 км байкальского берега приходилось по одному
медведю. В это время, выйдя на берег Байкала даже у центральной усадьбы
заповедника, можно увидеть вдали бредущего в сторону поселка медведя.
Как-то один
несведущий журналист, налетом побывавший в заповеднике и не увидевший там медведя,
едко высмеял мои строки, опубликованные ранее. Прочитав их, он приготовился
наглядеться на медведей, наивно полагая, что медведи там только и делают, что
бредут к поселку по берегам Байкала, демонстрируя себя всякому желающему. На
самом деле медведь на берегу озера бывает только весной.
Как это ни
покажется для некоторых странным, медведь довольно осторожный зверь и искусно
избегает встреч с человеком, которого обычно обнаруживает первым. Правда, он
проявляет иногда излишнее любопытство, приводя в трепет посетителей его
владения.
Опасен
медведь в случаях, когда он только что убил крупного животного и расположился
около добычи, а человек оказался рядом, когда неожиданно для зверя, особенно
если это медведица с медвежатами, человек вышел прямо на него, ну и, конечно,
если это шатун.
Годовой цикл
жизнедеятельности медведя складывается из следующего. Проанализировав данные
за 16 лет, мы определили, что берлоги медведи покидают в среднем 16 апреля.
Но, поскольку зимует зверь и почти у самого берега Байкала и высоко в горах,
время выхода разнится: в горах медведи выходят позже на несколько дней. Самая
ранняя дата встречи медведя в Подлеморье — 29 марта. Проезжая на санях по льду
Байкала, увидели мы на заснеженном еще берегу среди сокуев уныло бредущего
молодого —лет трех —зверя. Покинув берлогу отчего-то очень рано, бедный мишка,
по старой памяти, пришел на берег, надеясь, как всегда весной, найти здесь
ручейников, дохлую рыбешку, выброшенный волнами труп нерпы или что-нибудь еще
из подобных деликатесов. Но встретила его холодная ледяная пустыня. Байкал
оживет лишь в конце мая.
К нормальному
времени выхода медведей из берлог в равнинной тайге вокруг стоящих деревьев появились
кольцевые проталины в снегу, на южных склонах до высот 800 — 850 м над уровнем моря образовались
бесснежные участки, освободились от снега узкие полосы речных террас по правым
берегам рек. Мало снега остается на береговых байкальских террасах. Раз где-то
сошел снег, значит, там медведь обязательно найдет пищу, хотя и очень скудную.
Бывает, что это просто пучок зеленой осоки, но лучше, если найдет голодный
зверь перезимовавшую бруснику, а уж встретившийся муравейник пограбит основательно,
задав хозяевам работенку почти на все лето. Этого корма зверю, конечно, не
хватает, его спасает жир, запасенный в организме с осени. За зиму большая его
часть расходуется, но часть остается на самое голодное время после выхода из
берлоги. Однажды, 19 мая, в долине Урбикана добыли мы крупного медведя.
Прошлогоднего жира оставалось в нем (вытопленного) четыре обычных ведра.
Сколько же зверь этот имел в ноябре?!
Весной
медведь не прочь закусить и крупным животным. В конце апреля по насту звери
иногда преследуют лосей. Как-то наткнулся я в долине реки Сосновки на берлогу,
часа два назад покинутую медведем. Она располагалась в приречном
ельнике, где зимовали лоси. Снег еще сохранялся, и вокруг было много
следов лосей, а один зверь прошел над берлогой.
По следам
было видно, что медведь выбрался утром. Некоторое время он потоптался у
берлоги, оставив на снегу мокрые грязные следы. В берлоге на выходе подстилки
не было, земля была талая, отсюда на теплых лапах зверь и вынес грязь. Кстати,
из таких, вероятно, наблюдений и сложилось мнение, что зимой в берлоге медведь
«сосет» свою лапу. Далее зверь повел себя настоящим хозяином. В нескольких
метрах от берлоги он сломал шесть молодых елей, переломил их пополам (я,
помню, едва не расхохотался тогда, представив себе, как медведь с озабоченным
хозяйским видом ломал через «колено» эти деревца), сложил вместе и засунул во
вход берлоги, довольно удачно замаскировав его. Оставив жилье, медведь решил
отомстить соседям за зимнее беспокойство — он вышел на свежие следы лосей и
сразу же погнался за ними. Я прошел по этим следам, но они вывели на обтаявшую
террасу — это единственное спасение для лосей, потому что они при насте
проваливались, а медведь гнался поверху, наст его выдерживал.
Во второй
половине мая, когда вдоль берега Байкала появляются разводья, медведи выходят
в прибрежную тайгу и кормятся на берегах. Выходят звери около 22 часов
особенно охотно при тихой, пасмурной погоде или слабом дождике. Кормятся
ручейниками и всем, что можно найти у воды озера. За полчаса медведь проходит
по берегу с 25 — 30 остановками для кормежки 200—400 метров. Идти старается
против движения воздуха.
Утром звери
снова выходят на берег, - а день проводят под пологом тайги. Так живут они
приблизительно до 18 — 20 июня, а затем постепенно откочевывают подальше в
горы.
В третьей
декаде июня на берегах речек и ключей, а особенно на таежных полянах (елаканах)
и горных лугах развивается сочное большетравье, сюда и собираются медведи,
немного подкормившиеся на байкальском побережье. В жизни медведя елаканы играют
важную роль, звери охотно пасутся на них . Здесь медведи очень удобны для
наблюдения и оценки их численности. Отличные луга располагаются в верхней
четверти долины речки Езовки. Летом 1959 года пробрались мы туда для оценки
численности медведей. Места эти работниками заповедника не посещались, и шли
мы в терра инкогнита (неведомую землю). И вот между двумя скалистыми склонами,
густо поросшими кедром и пихтой, открылась чистая, без каких-либо зарослей,
обширная поляна. Длина ее около километра, ширина 200 м. Вдоль по лугу, сильно
петляя, течет ручеек, на берегах масса цветов, особенно много ириса и жарков,
от их цвета луг был оранжевым. Между лесом и краем поляны густые заросли
кустарниковой березы. Нас поразило обилие медвежьих следов, целых троп —
широких, глубоких, узких, торных.
Название
поляне просилось само собой — Медвежья (позже я справился у эвенка А. А.
Черных, имеет ли эта поляна название, он услышал о ней впервые). Было около 21
часа тихого теплого вечера, когда мы затаились на краю поляны. Слева на
невысокой скалистой гриве коротко рявкнул медведь Это был третий, два уже были
на лугу. Один громадный, черный, с замашками безусловного хозяина ходил
кормился по самому сырому участку с сочным разнотравьем. Он изредка
настороженно поглядывал на край поляны, где видели мы сначала желтоватый
камень. Эти взглядывания
медведя побудили нас внимательнее приглядеться к камню.
«Камень» повернул голову, и в бинокль отчетливо стал виден цветок купальницы,
торчащий изо рта. Медведь этот долго неподвижно сидел спиной к нам, и мы приняли
его за камень. Черный время от времени, видимо, для того, чтобы подкреплять в
желтом нерешительность, помимо резких взглядываний, делал в его сторону
два-три коротких угрожающих прыжка и продолжал кормиться. Как только желтый,
кстати, он был поменьше черного, проявляя нетерпение, начинал возиться на
месте, черный повторял угрозу. Наконец желтый, съедаемый завистью, решительно
направился на поляну. Тогда черный, слегка приподнявшись на задних лапах,
некоторое время ошарашенно глядел на желтого, а затем яростно бросился к нему.
Желтый, безусловно заметивший бросок черного, круто свернул и, смекнув, что
время еще есть, деловито зашагал прочь вдоль опушки леса. Он давал понять, что
пришел не на поляну и вовсе не претендует на кормежку. Но черный неумолимо
приближался, тогда желтый решил, что время терять больше нельзя, и опрометью кинулся
в лес. Негромко похрюкивая на прыжках, он пролетел в десятке метров от нас,
укрывшихся за кустами. За промчавшимся зверем остался острый запах сильно
прогорклого жира — характерный запах медведя.
Мощные тропы,
какие видели мы на Медвежьем лугу, пробиты медведями кое-где и на берегу Байкала,
такие есть, например, в прижимных местах мысов Голондяки, Малого и Большого
Понгонье, Зырянского.
С конца июня
начинается перемещение основной части медвежьего населения выше в горы, на
альпийские луга. Путь туда проходит по долинам рек, и здесь они идут также по
давно набитым тропам, в образовании и поддержании которых участвуют и копытные
звери, главным образом северные олени.
В июле у
медведей проходит гон, за одной медведицей, бывает, бродит несколько самцов, в
старину эвенки видели такие процессии из пяти-семи медведей. Изредка среди женихов
бывают яростные драки, тогда, если силы двух драчунов приблизительно равны, по
тайге в течение нескольких часов несется свирепый рев. Охотовед Даба Намсараев
рассказывал мне, что он пережил, когда всю ночь однажды в нескольких десятках
метров от него, сидящего на солонце, дрались два медведя. Наутро Даба
Жамья-нович, обладавший незаурядным мужеством, отправился посмотреть на место
драки. Он нашел массу поломанных кустарников, содранного мха, развороченных
пней и валежин. Повсюду валялись или висели на кустах клочья шерсти, но крови
почти не было, и оба зверя, по-видимому вконец измучившись, разбрелись в разные
стороны.
Если в
подгольцовье нет урожая кедрового стланика, то в августе медведи постепенно
спускаются в нижележащую тайгу и широко разбредаются в ней в поисках ягоды и
кедровых орехов. С конца августа до середины октября медведи усиленно кормятся,
накапливая жир для зимовки.
Залегают
медведи в первой декаде ноября, 10 ноября их следов в тайге, как правило, уже
нет. Берлоги вырыты под большими плоскими камнями, под корнями крупных деревьев
и в прочих укромных местах леса. Главное требование — берлога должна
располагаться в сухом грунте. Выход из нее чаще всего делается в юго-западном
направлении, чтобы не проспать теплых весенних лучей и вовремя снова
отправиться по родной тайге.
Берлоги служат
медведям не одну зиму, ложатся звери и в одиночку, и группой. Группа — это
обычно мать с прошлогодком или двумя. В феврале у нее родятся еще медвежата (до
трех), и тогда в берлоге целое семейство трех поколений.
По
материалам, которые имеются в моем распоряжении, среднее количество медведей
на одну берлогу в хребтах, окружающих Байкал, — 2,6 зверя. Кое-где есть особо
полюбившиеся для зимовки медведям уголки тайги. Один из таких уголков на территории
заповедника мы обнаружили на мысу Зырянском, где на сравнительно малой
территории располагается около десятка берлог, средний размер которых
составил: высота входа по вертикали 60 см, ширина по горизонтали 41 см, высота камеры 72,
длина 160, поперечник 107 см.
Самая большая берлога принадлежала, наверное, старейшине медвежьего рода, ее
длина от входа составила 200
см, высота 80 и поперечник 150 см. Можно представить,
какой гигант зимовал там!
В спокойной
жизни хозяина летней тайги изредка случаются ужасные бедствия — голодовки.
Правда, на территории заповедника, богатой кедровниками, необозримыми зарослями
кедрового стланика и различных ягодников, не в том, так в ином урочище вызреют
не орешки, так ягоды, и медведи бедствуют намного реже, чем случается в других
местах. Но все же были и в Подлеморье шатуны, звери, не накопившие жира и не
залегшие в берлоги. Такие бродят до самых сильных морозов и снегов и замерзают
или гибнут от охотников. Они нападают и на людей, и друг на друга, тогда борьба
ведется до гибели одного из несчастных. О двух таких случаях я расскажу.
В начале
сороковых годов Алексей Королев жил в деревне Макаринино в Баргузинской долине.
Удалой, смекалистый, азартный, насмешливый и беззлобно лукавый, невысокого
роста, в «шанелке» — охотничьей куртке из солдатского сукна — таким запомнился
мне Алеха Королев (так уважительно звали Королева все жители побережья) от
первой и единственной встречи с ним в 1954 году в заповеднике. Он вышел из
тайги, закончив сезон соболевки где-то севернее заповедника. Алеха показывал
живых соболей и в многодневном ожидании подводы на Усть-Баргузин рассказывал
великолепные истории.
Я попросил
Алексея рассказать случай нападения на него шатуна, о котором знали все на
побережье.
Шел голодный
год, в тайге не уродилось ни орехов, ни ягод. Медведи бродили. Охота была бы
так себе, если бы не возможность добыть баргузинского соболя.
И вот
возвращается Алеха однажды под вечер на свое зимовье. За пазухой лежит добытый
соболь. Снимать шкурку —дело ответственное, этим охотник займется в зимовье.
Упрятывая добычу, Алеха запачкался кровью и, мало-мальски стерев ее горстью
снега, бросил его на месте добычи.
Пройдя
километра два, охотник услышал за собой треск, и на мгновенно обернувшегося
Алеху навалился медведь. Он повалил его и в возне наступил лапой на ружье, придавив
им и руку охотника. Тогда другой рукой Алеха выдернул нож.
Здесь
придется немного отвлечься. Среди многих ненастоящих охотников существует
убеждение, что нож «на медведя» — это нож широкий и длинный. На деле
оказавшемуся под медведем охотнику хорошую службу может сослужить только нож
небольших размеров, причем без всяких выступов между ручкой и клинком. Такой
выступ, да еще при длинном клинке («на медведя!») помешает продернуть нож по
брюху медведя, запутается в шерсти. А заколоть зверя ножом «на медведя»
невозможно, вырвет он его после первого же удара вместе с рукой.
Молниеносным
рывком такого вот небольшого ножа Алеха и полоснул по брюху медведя. Зверь
взревел и отскочил, наступая задними ногами на кишки. Алексей закончил рассказ:
«Он, паря, шибко голодный был, хватил крови соболя — да и за мной».
Михаил
Ичидонов, тихий, спокойный, уже не молодой бурят, — отличный охотник. Много
лет прожил он в одиноком домике на берегу Байкала у устья речки Ширильды. Нет,
он не был Робинзоном. Он ходил в Нижнеангарск, ездил на родной Ольхон, приезжали
люди к нему. Много разного зверя добывал Ичидонов, хорошо знал тайгу,
опытнейший был зверовщик.
Зиму и лето
ходил Ичидонов в ичигах, которые сам для себя и шил. Для этой обуви нужны
мягкие стельки и лучше всего была усохшая осока, растущая на калтусе
неподалеку от зимовья. Михаил запасал ее с осени на всю зиму. Однажды Ичидонов
взял берданку, нож, мешок и пошел на калтус.
На калтусе
толстая подстилка из столетних мхов, кочки, поросшие осокой. Кое-где по ним разбросаны
яркие капли клюквы. Редкие чахлые лиственницы давно сбросили свою скудную хвою.
По калтусу
голубыми осколками стекла под солнцем — блеск озеринок. Легкий ветер гонит по
ним усталую рябь, озеринки почти замерзли. Вдали на горе как-то в нос вякнул дятел,
скрипит кедровка.
Тихо на
калтусе. Не гудят бесчисленные полчища комаров, и в глубине озерка отчетливо
видны легкие березки, растущие за ним, синеющая вдали тайга, далекая цепь
гольцов и облака, упавшие в светлую голубизну. Михаил сидит на кочке, докуривает
трубку. Хорошо кругом. Докурит трубку, резать осоку будет. Мешок полный нарежет,
на зимовье унесет, в угол свалит, на зиму хватит.
Вдруг с
близкой опушки леса ветерок отчетливо набросил трупный запах. Однако, зверь
пропал, решает Михаил и, поднявшись с кочки, тотчас направляется на запах. Но
он тут же возвращается и берет берданку, даже проверяет — заряжена ли, хотя знает,
что заряжена.
Вошел Михаил
в редкостойный лесок, впереди густая куртина, ничего не видно. Зачем в чащу
лезть, надо стороной обойти, послушать, посмотреть. Так и есть —под ногами
совсем свежие следы медведя. Осторожности прибавилось, и вовремя: как из-под
земли вылетел на Михаила медведь. Не будь ружья в руках, с плеча не успел бы
сдернуть.
Глубокую
тишину светлой осени грубо разорвал мощный грохот выстрела. К нему прибавился
хриплый, низкий, короткий рев медведя. Долго гуляли эхом в горах эти слившиеся
в один тяжелые голоса. Михаил вытер пот со лба, заглянул в чащу. Сколько в
тайге живет, не видал такого. Из-под кучи мха, сучьев, нарванной травы торчит
медвежья лапа. Ичидонов разбросал, там лежал почти такой же, как и только что
убитый, крупный самец.
Все вокруг
говорило о длительной, кровавой, смертельной борьбе за жизнь: сломанные молодые
деревья, сдвинутые или отброшенные камни, сорванные кочки, мох, измятые,
изодранные травы. Это был случай каннибализма, что иногда случается среди
медведей в голодные годы.
Медведь —
зверь очень интересный, многое известно из его жизни, и рассказывать о нем
можно бесконечно, но пора нам вспомнить и об оленях заповедника.
|