Туристический центр "Магнит Байкал"
      
Вторник, 19.03.2024, 11:27
Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход




Полезные статьи о Байкале

Главная » Статьи » Заповедник на Байкале


Грызуны
Грызуны
Белка. Кто не знает этого едва ли не самого ми­лого зверька наших лесов? Белки распространены повсюду, и в тайге заповедника они обычны — от берега Байкала до верхней границы леса. Их можно встре­тить и в сосновом лесу, и в кедровом, и в листвен­ничном, был бы там урожай кормов — семян хвойных деревьев. Особенно привлекают белок урожаи кед­ровников, в таком случае все белки стягиваются в них делить запас кедровых орехов.
Белки очень быстро размножаются (до 8 бель­чат в помете), хотя и не бывает каждая мамаша к осени «сороковой», как считают многие охотники. Но доля истины в этом есть, при благоприятных услови­ях у белок бывают мощные вспышки численности. Я сказал «благоприятных» вот почему.
До недавнего времени считалось, что был бы за­пас кормов — будет и белка. Но иркутские ученые Б. К- Павлов и М. И. Смышляев доказали, что дело обстоит далеко не так просто, и что это за «благо­приятные» условия— не совсем известно. Обстоятель­но исследуя экологию этого зверька, они обнаружили поразительные вещи. Например, бывает, что кормов неурожай, а белки тьма, и наоборот.
Динамика численности зверьков во времени вы­писывает кривую, которая вначале не поддавалась логическому анализу исследователей. Лишь глубо­кое изучение гено- и фенотипической структуры на­селения белки, генетических механизмов регуляции численности, хода эволюционных преобразований в этом населении утвердило ученых во мнении: все ре­акции на главные перипетии изменения численности запрограммированы, отобраны и закреплены эволю­цией. И, следовательно, роду беличьему не страшны никакие катастрофы в природе — он все уже испы­тал и имеет закрепленный эволюцией выход из любо­го положения.
И второй вывод — если снять с беличьего населе­ния «пресс охотничьего промысла», т.е. если .совсем перестать добывать большую долю ежегодного при­роста населения белок, их численность во времени станет очень неровной: то массовое размножение, то почти полное отсутствие. Каков, казалось, пара­докс!
Но механизмы регулирования численности рабо­тают вполне логично: всякому роду живого на земле свойственно стремление к достижению высокой чис­ленности. А поскольку к очередному периоду размно­жения белок в тайге мало (осенью охотники много добыли), интенсивность размножения (количество бельчат в помете и количество самок, участвующих в размножении) возрастает.
Конечно, здесь еще многое неясно и изложил я все очень упрощенно, но путь к управлению числен­ностью белок нащупан — методом регулирования «промысловой нагрузки» можно выровнять многолет­ний ход численности населения зверьков и, следова­тельно, научно планировать объем заготовок этого ценного объекта пушного промысла.
Ну, а как же обстоят дела в заповеднике, где, как известно, промысла нет? Я уже говорил, что белка здесь, в общем, сравнительно малочисленна, кроме того, численность зверька подвержена резким из­менениям, что подтверждает выравнивающее дейст­вие промысла в других районах.
В заповеднике изменения численности белок про­слежены начиная с 1923 года. Особенно мало зверь­ков было в 1923, 1929, 1959 годах, а много — в 1932, 1955, 1958 годах. В эти годы было замечено доволь­но широкое перемещение белок по тайге Подлеморья.
Но вот загадали белки ученым-экологам крепкую загадку. Очень редко, два-три раза в столетие, в ка­ком-нибудь районе тысячи белок, избрав одно нап­равление, движутся, не взирая ни на какие преграды. Миграции напоминают сумасшествие копытных леммингов, когда эти тундровые полевки многотысяч­ными легионами устремляются в неизвестность.
В Прибайкалье на памяти людей было два случая массовой миграции белок. На пути лежала ширь Бай­кала, бесстрашные зверьки смело бросались в бушую­щее море, но холодные волны равнодушно выбрасы­вали обратно на берег трупы захлебнувшихся кочев­ников.
Точного указания на причины, вызывающие миг­рации, пока нет, несомненно лишь, что это — резуль­тат действия комплекса очень сложных явлений, сре­ди которых возможна и ритмика солнечной активнос­ти.
Белка в заповеднике селится в дуплах, иногда строит из веточек шаровидный домик в кроне дерева. Там у нее весной появляются бельчата, которые быст­ро подрастают и уходят в самостоятельную жизнь. Живут эти зверьки в заповеднике, по-видимому, не более 8—9 лет.
Белка очень быстрый и внимательный зверек. Хо­тя он и кормится «на полу», но при малейшей опас­ности стремительно «взлетает» на ближайшее дерево, где далеко не всякий враг может его поймать. Вдо­бавок, перескакивая по ветвям с кроны в крону де­ревьев, белка так быстро может идти, что, если она не остановится где-нибудь сама, охотник ее не дого­нит. Так что соболь, например, хотя это редко слу­чается, ловит белку либо, подкравшись, на земле, либо захватив ночью на отдыхе.
По-настоящему серьезные враги белок — ястреб-тетеревятник и совы, особенно филин.
В некоторых детских сказках говорится о том, что белка в массе запасает орехи на зиму в дуплах, и у детей создается впечатление, будто все белки и всег­да необычайно запасливы.
В действительности делают они это очень редко.
В великолепной монографии доктора биологических наук И. Д. Кириса «Белка» говорится, что зверьки «нечасто запасают орехи и грибы» и то лишь в не­которых районах. Следует добавить, что белка в Вос­точной Сибири орехи в «дуплах» вообще не запасает. Но вот в той же книге попутно отмечен интересный факт — в вольерах некоторую часть кормов белки прятали где могли, а позже находили и съеда­ли их.
Нам подумалось, что эта черта поведения должна быть закрепленной в процессе эволюции в природных популяциях белки, и вскоре было получено этому яркое подтверждение.
Сентябрьским полднем шел я однажды по тихому прохладному кедровнику с тяжелой понягой. Спешить некуда, хорошо в лесу. Привалившись понятой к боль­шому обомшелому камню, решил отдохнуть. Вдруг откуда-то сверху, со стоящего поблизости кедра до­неслись характерные звуки «шак-шак-шак!», корот­кие, четкие шорохи. Я узнал их — так вниз головой спускается с дерева белка. Вскоре я увидел ее, белка спускалась с шишкой во рту. Вот, спрыгнув со ствола, зверек уселся на выступающий корень и стал быстро вытаскивать орешки. Выхватив пять штук, белка ки­нулась прыжками в сторону и на расстоянии трех метров пять раз быстро сунулась мордочкой в мох. Затем спешно зарыла передними лапками и верну­лась к шишке. Теперь семь орехов она зарыла в дру­гой стороне почти на таком же расстоянии.
Я понял, что присутствую при заготовках ореха, т.е. и при рассаживании кедра, и стал внимательно наб­людать. Выхватив пять-семь орехов за восемь-десять секунд, белка отбегает на расстояние от одного до 3,5 м, кучкой прячет их, зарывает лапками за такое же время и спешно возвращается к шишке. Прячет в мох на глубину два-три сантиметра, орехи выхватывает из заранее еще на дереве обшелушенной шиш­ки.
Зверек прячет запас, убегая по разным направ­лениям от шишки, и вскоре оказывается, что «сажен­ки» расположены во всех направлениях по радиусам от некоего центра — шишки. Теперь белка хватает шишку и, проскакав 20—30 м, продолжает работу. Изредка она вскакивает на дерево и усиленно трется уголками рта о сухой сучок, трет мордочку лапками передними и задними — смолу счищает, пока она не засохла. Любопытно, что, набрав в рот орехи, зверек, не задумываясь, берет направление, на 20—25° отлич­ное от предыдущего, это гарантирует широту и рав­номерность посадок. И ни разу зверь не замешкался в поисках лежащей шишки, он запомнил это место абсолютно точно. Всю работу белка выполняла в быстрой, но мягкой манере, без резкостей в движе­ниях.
Тогда я не без труда разыскал одну из посадок. Там оказалось пять плотно лежащих орехов. Я взял их на память об этом интересном наблюдении за бел­кой.
«Крылатая» белка — летяга — в заповеднике встречается чаще, чем во многих других районах. Это небольшой (масса тела — до 180 г, длина — до 175 мм) серебристо-серый зверек с удивительно неж­ной шерстью, особенно на хвосте, и с большими гла­зами, выдающими в нем жителя сумерек. Увидеть летягу летом и тем более найти дупло, где она живет, очень трудно. Зимой это легче, так как вблизи жи­лого дупла, располагающегося обычно в осине, топо­ле или сосне, летяга оставляет экскременты, которые заметны издали в виде желтого пятна. Это летягины «уборные», экскременты зверек оставляет в опреде­ленных местах, иногда у своего жилища.
Кое-где можно увидеть на снегу и след зверька.
Он немного похож на беличий, но гораздо меньше. След обычно встречается рядом с деревом — метр-два от ствола — длина прыжков до 25 см. Летяга пла­нировала, но, видно, не рассчитала высоты, а может, тянула как можно дальше и упала в снег у ствола. На следу иногда виден отпечаток летательной перепонки. Упав в снег, летяга тотчас же неуклюжими прыжка­ми подскакивает к дереву и, оказавшись в родной стихии, быстро взбирается повыше.
Планирует зверек ловко и быстро на расстояние до 50 м. Наклоняясь в полете то одной стороной те­ла, то другой, а также натягивая правую или левую перепонку, летяга уверенно лавирует между ствола­ми деревьев в довольно густом лесу даже в сумерках. Зимой в теплые вечера летяги активны в сумерки, но если морозно, они кормятся днем.
Питаются зверьки хвоей и корой молодых побегов пихты и других деревьев. Бывает, на снегу следа ни­какого нет, а свежей хвои под кроной пихты насы­пано много. Это, сидя на одной из нижних ветвей, кормилась летяга. Зверь откусывал кусочки тонкого побега и, приставив к нему резцы, вращал его лап­ками. Побег зверь чуть-чуть наклонял, а резцы спи­ралью снимали с него стружку коры. Иногда кор­мится летяга на пне, валежине, натаскав сюда побе­гов.
Зимой летяги живут по нескольку вместе. Если, обнаружив жилое дупло летяг, провести по коре де­рева несколько раз рукавицей, из дупла одна за дру­гой выскочат две-три летяги. Некоторые сразу спла­нируют куда-нибудь на соседние деревья, другие вы­берутся на сучок и уставятся на нарушителя покоя своими огромными глазами. Вообще шорох по коре все прячущиеся в дуплах животные не выносят — они выскакивают: им кажется, что кто-то к ним лезет сни­зу. А на стук по стволу часто не реагируют — мало ли при ветре деревья ударяются друг о друга, жи­вотных эти звуки не пугают, они привыкли, что это не опасно.
Зимой летяги попадают в когти к совам. Однаж­ды в сумерках неподалеку от нашей ночевки разда­лось хлопанье крыльев, возня. Мы поспешили туда и вспугнули сову, а на снегу лежали клочки шерсти и кончик хвоста летяги.
Встречи с летягой всегда неожиданны и необыч­ны, отчего и сам зверек кажется жителем какого-то неведомого, таинственного мира. Как-то, спускаясь с Керминского гольца, я запоздал. Стемнело, а еще километра два оставалось до зимовья, где ждал от­дых. Вышла луна, тайгу залило ярким голубоватым светом. Моя утренняя лыжня, по которой я теперь возвращался," отливала голубизной. Рядом темной стеной стоял густой ельник. Я остановился посмот­реть на залитые светом луны горы. Вдруг из ельни­ка стремительно мелькнула маленькая тень и, обдав разгоряченное лицо прохладой, резко свернула в сто­рону и исчезла. Стоял я неподвижно довольно долго, и зверек, видимо, принял меня издали за сломанный ствол дерева.
Жизнь летяги в заповеднике не изучена, как жи­вет это дитя луны — неизвестно.
Бурундук. Этого маленького полосатого, милого зверька знает каждый. В заповеднике бурундуков очень много, в долине речки Шумилихи, например, на одном километре пути можно насчитать до пяти зверьков.
Бурундук встречается повсюду — от берега Байка­ла до подгольцовья включительно. В горы он подни­мается до 1720 м абс. высоты. Но это не значит, что его всюду много, высоко в горах зверя меньше.
Бурундук — великий любитель орехов кедра и кедрового стланика. В урожайные на этот корм го­ды в кедровых лесах и зарослях стланика бывает множество бурундуков. Зверьки целыми днями запа­сают в свои норки отборные орешки. Они приносят их в защечных мешках, куда входит до 24 кедровых орехов. Едят   бурундуки и ягоды, и насекомых.
Зверьки трудятся не только для себя, тот, кто- бы­вал в тайге, часто видел неглубокие наклонные ямы, иногда среди развороченных камней. Здесь была кла­довая бурундука, которую обнаружил и разрыл мед­ведь — он весной часто пускает «по миру» полосатых хозяев склада.
От зимней спячки бурундук в заповеднике просы­пается приблизительно в одно время с медведем — во второй половине апреля. Спячка продолжается около шести месяцев, за это время зверек теряет до 12% массы тела.
Первыми выходят из укрытий самцы, чуть позже появляются самочки, и у бурундуков начинается вре­мя любви. Полосатые кавалеры, распушив хвосты, носятся по валежинам, по поверхности еще лежаще­го старого снега, шуршат сухой травой на обсохших полянках. В это время бурундука подманить совсем близко ничего не стоит, надо только во что-нибудь (например, в ружейную гильзу) произвести звук, по­хожий на звук упавшей в воду капли воды — «ульк, ульк!» Это голос самки.
Период дневной активности у бурундука с течени­ем времени изменяется: весной он активен в самые теплые часы дня, летом зверь выходит из норы час спустя после восхода солнца и деятелен весь день за исключением двух-трех часов в полдень. Осенью в период запасания корма зверьки наиболее деятель­ны. В октябре перед залеганием в спячку бурундуки снова активны лишь два-три часа днем. Залегают на зиму, по наблюдениям за ряд лет, 18 октября.
В первой половине июня рождаются бурундучата, в помете их в среднем бывает около пяти. Через ме­сяц—полтора бурундучки покидают родительский дом и уходят кто куда, в самостоятельную жизнь.
Среди охотников-аборигенов широко распростра­нено убеждение, что бурундук, чуя приближающу­юся непогоду, издает особые звуки — «улькает» дол­го, монотонно и с одного места.
Работая в заповеднике, попутно я занялся однаж­ды выяснением этого. В дневнике у меня была таб­личка, куда я заносил время, когда слышал «ульканье» бурундучка, и состояние погоды. Выяснилось, что в среднем через 12 часов во всех случаях появля­ется облачность, хотя дождь бывал далеко не всегда. По-видимому, «улькает» бурундук, почувствовав из­менение давления и влажности.
Бурундук производит впечатление зверька отнюдь не трусливого, но скорее любопытного и доверчивого.
Встретился мне однажды куст черемухи, весь уве­шанный спелыми плодами. Я остановился и стал есть вкусные плоды, а косточки, не глядя, бросал под ноги. Вскоре под ногами кто-то стал довольно явственно шуршать, и я увидел бурундука. Он со­бирал брошенные мною косточки и ничуть меня не боялся. Была на носу поздняя осень, скоро зимо­вать, а кормов у бедняги, видимо, не запасено. Че­ремухи было много лишь на концах ветвей, и добрать­ся до них бурундук не мог. Я собрал всю черемуху с этого куста, единственного в тех местах, и сложил кучкой у старого пня, в корнях которого жил бу­рундук. Зверек сразу же начал перетаскивать запас в кладовую.
Иногда бурундук проявляет странное любопытство. Шел я однажды по таежной тропинке. Травы, растущие по сторонам, пожухли, с кустов опала лист­ва. Иду, и слышу — кто-то следует за мной. Останов­люсь, оглянусь — никого нет. Пойду — снова шуршит позади. Наконец, увидел — бурундук. Пойду я, по­скачет за мной в трех шагах и он. Стану, он сядет на тропинке и сидит не шелохнувшись. Так неиз­вестно зачем проводил он меня метров на 80, затем пропал в траве.
Если нет урожая орехов, бурундуки запасают се­мена трав. Забавно смотреть, как, привстав на зад­ние лапки, передними он сгибает какую-нибудь тра­внику с созревшими семенами на вершинке. А то прыгает, пытаясь схватиться и пригнуть ее. Быстро вышелушив семена, бурундук отпускает стебель, тот с шорохом распрямляется, а бурундук мчится домой или высматривает следующий.
У бурундука много врагов — все хищники. В же­лудке одного медведя мы нашли однажды четыре бу­рундучонка — он съел целый выводок.
Камчатский сурок. В честь руководителя Баргузинской экспедиции он назван доппельмаировским.
В отличие от своего родственника, живущего в степях Даурии и Монголии, камчатский, или черно-шапочный, сурок поселился в гольцовом безмолвии Баргузинского хребта на абсолютных высотах до 1700— 1900 м. Излюбленным местообитанием коло­ний сурка являются крупнокаменистые несплошные россыпи на горных лугах, обычно в вершинах^ рек заповедника Шумилихи, Сосновки, Таркулика, Боль­шой, Давше, Кермы и других.
Различной мощности колонии располагаются в вершинах почти всех рек, берущих начало в голь­цовом поясе хребта. В местообитаниях сурков обыч­ны заросли кедрового стланика, кустарниковых форм березы, стелющейся ивы. Поблизости располагается ка­ровое озеро или бодро журчит рождающаяся  речка.
Встречаются поселения сурков и среди древес­ной растительности. Бывший научный сотрудник за­поведника К- П. Филонов, изучавший жизнь черношапочного сурка, находил колонии, лежащие ниже верхней границы леса рядом с березово-пихтовым редколесьем. Зверьков в них было мало — 10—12. Он же определил, что участок, который занимает одна семья, равен приблизительно 6000 м2.
Норы сурков довольно сложны — с несколькими выходами, глубина их до двух метров. На это ука­зывал другой сотрудник заповедника, В. Р. Жаров, хотя ни одной норы раскопать до конца ему не уда­лось, чего в заповеднике нельзя было вообще делать. Они бывают двух видов — зимовальные норы и норы укрытия. Последние отличаются сравнительно мень­шей глубиной, звери в них спасаются от опасности.
Сурок в прошлом был заметным объектом промыс­ла и в долинах рек, особенно часто посещаемых эвенками, почти совсем выбит. Так что когда мы го­ворим о расселении в неосвоенные места, в ряде случаев это может быть спорным.
Вообще сурок — давний житель горной страны. Установлено, например, что на территорию Якутии сурки проникли в конце плиоцена, а современный ареал там сформировался в середине голоцена. Мож­но предполагать, что и на Баргузинский хребет сур­ки попали приблизительно в то же время, если не раньше. Как вид сурки возникли скорее всего в сте­пях, а в горы проникли позднее, получив соответ­ствующие адаптивные изменения.
Набор кормов в горах у сурков не богат-—15 видов растений и орехи кедрового стланика. В годы урожая этих орехов сурки имеют лучший нажировочный корм, но добывать им его сущее мучение. Если не удается найти сброшенные кем-либо ши­шечки, сурок предпринимает отчаянную экспедицию — ему необходимо влезть на куст стланика, дотя­нуться до конца тонкой веточки и сорвать шишку.
По таким веточкам бурундуку лазить, а не тол­стому на коротеньких лапках неуклюжему мешку, налитому жиром. Сурку приходится принимать умо­рительные позы. Как он только не балансирует, чтобы не свалиться с куста!
Человек в заповеднике не преследует сурков, и, непуганые, они довольно близко подпускают. На берегу озера Верхнего по долине Шумилихи один сурок жил на дне узкой и глубокой расселины в большой каменной глыбе, там у него, видно, был ход в нору. Надежное убежище сделало сурка очень самоуверенным, и он подпустил нас однажды совсем близко. Через секунду его приглушенный почти трех­метровой толщей камня свист слышался просто как «тук». Набравшись терпения, мы затаились у входа и стали ждать. Через какое-то время глухое «тук» стало звонче и постепенно превратилось в «цик»— сурок приближался к поверхности. Вскоре он замол­чал, и мы услышали шорох когтей о камень. Но зверь не появился. Он только высунул кончик носа и стал усиленно принюхиваться. Так делают все, кто живет в норах. Первое, что скажет о присут­ствии на поверхности врага, — его запах. Успокоив­шись, сурок высунулся побольше. Опираясь всеми лапами, по две на одну стенку, он стал оглядываться. В этот момент щелкнул затвор фотоаппарата (хоро­шо бы не щелкать!). Зверя это хлестнуло как выст­релом. И тогда мы успели заметить, как сурок, чтобы быстрее очутиться в недосягаемом сумраке своего убежища, просто сложил лапы и упал вниз, как спе­лая кедровая шишка с дерева. Он долго не мог успо­коиться, и, уже отойдя от расселины, мы все еще слышали в ней глухое «тук» насмерть перепуганного зверька.
В последней декаде сентября в горах уже холод­но, прочно выпадает снеговой покров. Сурки, нако­пившие жир, утеплившие свои «зимние квартиры», залегают в спячки. Чтобы было теплее, вход в нору закрывается пробкой — нагребенным из норы грун­том.
Зимуют сурки в этих норах до середины мая, это установил еще 3. Ф. Сватош — участник Баргузинской экспедиции. Там в глубокой тишине и мраке у них появляется потомство — до семи детенышей в одном выводке. Сурчата рождаются слепыми, каждый массой около 30 г. Ко времени выхода из нор сурчонок весит уже около 300 г, а совсем взрос­лым становится на третьем году жизни.
Сурки, особенно молодые, изредка попадают в зубы медведя, росомахи, соболя и пернатых.
Однажды в долине Шумилихи прямо на тропе заметил я растерзанного сурчонка, но хищника уста­новить не удалось.
Мелкие мышевидные грызуны. Из этой группы млекопитающих в заповеднике отмечены домовая мышь (поймай единственный экземпляр в поселке Давше), большая лесная мышь, лесной лемминг, саян­ская высокогорная полевка, красная и красно-серая полевки, полевка-экономка.
Из этих семи видов наиболее многочисленны красные и красно-серые полевки и полевки-экономки. Эти животные занимают главное место в питании соболя и других мелких хищников, а также сов.
В 1954 году в Кудалдинском озере, у южной гра­ницы заповедника появилась ондатра.



Категория: Заповедник на Байкале | Добавил: anisim (23.10.2010)
Просмотров: 3249 | Рейтинг: 5.0/8 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
<Сайт управляется системой uCoz/>