Черкас Александров показал, что
казачий отряд «с Серебреной реки шел до реки до Борончюка волоком, и суды на
себе волочили». В «сказах» из Кунгурской летописи мояшо найти аналогичные
сведения. Казакам, значилось в них, пришлось оставить на Серебрянке тяжелые
суда, а «легкие струги таскали на Тагил реку» через тагильские волоки.
Вольным казакам в XVI—XVII вв.
известны были различные способы транспортировки стругов по суше. Турецкий автор
Эвлия Челеби писал, что в 40-х гг. XVII в. казаки, «случалось, перетаскивали на
своих спинах, словно носильщики с лямками, триста чаек по суше, по землям
казаков и по землям валахов, потом выходили в Черное море, грабили и опустошали
его побережье». Следует заметить, что казачьи чайки XVII в. были значительно
крупнее волжских стругов XVI в. По мнению Г. Боплана, запорожские челны достигали
20 м в
длину, 3—4 м в ширину и 4 м
в высоту. На чайке было до 10— 15 пар весел. Такие суда поднимали до 50—70 казаков.
Под командой Ермака были и тяжелые суда, но преобладали легкие струги,
поднимавшие до 20 чел. Малые струги казаки Ермака смогли перетащить через
горные перевалы.
Тагильские перевалы, на которых
побывал казачий отряд, отличались от обычных горных перевалов. Как и в
некоторых других местах Среднего Урала, тут встречались большие седловины,
основательно заболоченные даже в летнюю пору. Наличие седловин помогло транспортировке
стругов.
После небольшого отдыха отряд
приступил к спуску по восточному склону Уральских гор, требовавшему меньшего
напряжения сил. Главные трудности остались позади. Близ перевалов брали начало
ручьи, впадавшие в Баранчук.
Казакам пришлось бросить несколько
тяжелых судов в горах. Для дальнейшей транспортировки грузов они наскоро
срубили плоты и смастерили челны. Когда же флотилия вышла на «большую воду»,
достигнув Тагила, казаки сделали «плотбище» у подножия Медведь-камня близ
Магнитной горы и, по преданию, выстроили там несколько стругов.
Отряд сумел добраться до Кашлыка в
течение примерно двух месяцев потому, что подавляющая часть их пути
приходилась на зауральские реки. В Сибири им уже не приходилось, выбиваясь из
сил, идти против течения.
Восточные отроги Уральских гор, в
отличие о г западных, имеют малую протяженность. Тем не менее на Тагиле течение
достаточно сильное. Проплыв по нему, флотилия попала на более медленную Туру,
по которой предстояло плыть наибольшее расстояние — несколько сот верст.
С Туры экспедиция попала на Тобол.
По Тоболу Ермак прошел более сотни верст. Налегая на весла, используя паруса
при попутном ветре, флотилия быстро преодолела и это расстояние.
Продвижение казаков неизбежно
замедлилось бы, если бы им пришлось преодолевать сопротивление местного
населения. Самые достоверные источники упоминают, однако, лишь о незначительных
стычках менаду казаками и аборигенами. С. Ремезов включил в текст «Истории»
фрагменты из кунгурских «сказов». Они находятся в разительном противоречии с
многословными описаниями кровавых боев, якобы выигранных Ермаком на пути к Кашлыку.
Оказавшись за уральскими перевалами, казаки (как повествует С. Ремезов) убедились,
что «Сибирская страна богата и всем изобильна и живущие люди в пей невоисты»
(невоинственны). Плывя по «лешим» местам с совсем редким и миролюбиво настроенным
населением, казаки забыли об осторожности. В результате им пришлось пережить неприятные
минуты, На Тоболе, читаем в «Истории» С. Ремезова, «ермаков ертаульный (передовой)
струг похитиша бусурманы пред ними (перед прочими судами казачьей флотилии) с
версту; казацы же велми грянута... и ту своих выручили вскоре невредных».
Итак, то ли татары, то ли манси воспользовались беспечностью казаков и захватили
струг, шедший в боевом охранении. Но и сами они не проявили должной бдительности,
благодаря чему Ермак тут же отбил у них пленных здравыми и невредимыми.
На пути к Кашлыку у казаков не было
сражений, происходили лишь мелкие стычки. Посланцы Ермака подали в Посольский
приказ «сказку», известную по тексту Погодинской летописи. Они кратко и без
прикрас описали свое первое столкновение с татарами на Туре: «...догребли до
деревни до Епанчины, [«что ныне словет Туринской острог»,—добавил летописец], и
тут у Ермака с татары с кучюмовыми бой был, а языка татарского не изымаша».
Авторы «сказки» избегали трафаретных выражений («брань велия» и пр.), которыми
пестрели летописи. Как люди военные, они понимали, что Ермак потерпел в первой
стычке неудачу, ибо ему не удалось добыть «языка», столь необходимого в начале
похода. Это могло иметь катастрофические последствия для всей экспедиции.
Бежавшие из-под Епанчина татары добрались до Кашлыка раньше Ермака и «царю
Кучюму (все) то стало ведомо». Иначе говоря,
сибирский хан своевременно получил известие о появлении русских и мог хорошо
подготовиться к их встрече.
Элемент внезапности, казалось бы,
был безвозвратно утрачен. Однако, по «сказке» казаков, им в конце концов
помогла беспечность Кучума, который «приходу на себя Ермакова не чаял, а чаял,
что он воротитца назад на Чюсовую».
Подозрения насчет беспечности
Кучума, конечно же, наивны. С тех пор, как Кучум убил хана Едигера и завладел
его троном, прошло много лет, заполненных непрекращавшимися кровавыми войнами.
Силой и коварством Кучум смирил непокорных мурз и сломил сопротивление
сибирских племен. Человек, возродивший могущество Сибирского ханства, был
расчетливым и изощренным политиком. Именно поэтому его не слишком обеспокоили
вести о появлении горстки казаков на Туре. Сибирский властитель прекрасно разбирался
в русских делах. Он знал, что ногайские князья бесчестят царских послов, а московский
государь, несмотря на это, шлет татарам богатые поминки, чтобы избежать войны с
ними.
Как ни парадоксально, появление
пермских ратных людей в Зауралье отвечало военным планам Кучума. Нападение
пелымцев на вотчины Строгановых годом ранее воочию убедило сибирских татар в
том, что русские, занятые тяжелой борьбой с поляками и шведами, вывели из
приуральских крепостей почти все гарнизоны. Прибытие пермских ратников на
Тагил и Туру позволяло думать, что в пермских городках вовсе не осталось сил,
и, следовательно, захватить их не представляло труда.
В первых числах сентября, доносил
царю главный пермский воевода, пелымской князь «с сибирскими людьми и с
вогуличи приходил войною на наши пермские места и к городу Чердыни приступал».
По словам Строгановской летописи, пелымский князь привел с собой «буйственных
и храбрых и сильных мурз и уланов Сибирская не земли со множеством вой». Ни
воевода, ни летописец не знали того, что стало известно Посольскому приказу после
прибытия в Москву атамана Александрова. Будучи в Кашлыке, казаки Ермака
узнали, что для нападения на Пермский край «царь Кучюм послал сына своего Алея
с ратью». Алей был старшим сыном престарелого Кучума и наследником его
«царства». Как видно, хан послал с ним свои лучшие отряды.
Итак, Кучум не мог собрать для
обороны столицы все свои войска, они ушли за Урал. Хан ждал вестей о взятии
пермских городов. Как только чердынский воевода подвергнется нападению, русские
должны будут немедленно отозвать своих ратников из сибирских пределов. Именно
на это и рассчитывал Кучум. Его прогнозы начали оправдываться. Царь Иван
послал вслед Ермаку строгий наказ немедленно вернуться и принять участие в обороне
Пермского края.
В расчеты Кучума закралась лишь одна
ошибка. Он не знал того, что вольные волжские казаки двинулись в Сибирь по
собственному почину. Грозный царский приказ их попросту не догнал.
Чем ближе подходили казаки к столице
Сибирского ханства, тем больше поселений попадалось на пути. В нижнем течении
Тобола им пришлось идти сквозь татарские улусы и удалось наконец захватить
«языка». По сведениям ранней Тобольской летописи, неподалеку от Тавды к Ермаку
привели татарина Таузака из «царева Кучюмова двора». В ходе допроса пленника
казаки получили столь необходимые им сведения о собранных Кучумом силах.
Сведения были, по-видимому, малоутешительными.
Близ устья Тобола отряд вступил в
улус Карачи. В руки казаков попали большие запасы меда, собранного на нужды ханского
дворца. Казаки поспешили перенести мед в свои струги. В «Кратком описании о
земле Сибирской» можно прочесть, что до вступления в Кашлык казаки вели бон с
татарами «по многи дни». Ранняя Тобольская летопись утверя;дала, будто Кучум
выслал навстречу Ермаку царевича Маметкула и тот пытался остановить казаков в
урочище Бабасан, но был обращен в бегство. При вступлении отряда в Карачнн улус
произошла новая «брань», после чего казаки обратили в «невозвратимое бегство»
конных и пеших татар, поджидавших их на берегу Иртыша. Хотя тобольский книжник
употреблял такие выражения, как «брань велия» и прочие, описанные им военные
столкновения имели, скорее всего, характер небольших стычек.
В стычке на берегу Иртыша Кучум и
Маметкул не участвовали. Они медлили с вводом в бой главных сил и лишь
наблюдали «за падением своих» с высокой горы на Чувашском мысу. Со своей
стороны и Ермак не сразу решился атаковать хана ввиду многочисленности его
войска. Казачья флотилия проследовала вверх по течению Иртыша и бросила якорь
против урочища Атик-мурзы, которое стало местом ночлега русских.
Казаки помнили чувство
неуверенности, какое испытали при виде татарской рати. Накануне решающей битвы
собрался казачий «круг». Дело происходило в урочище Атик-мурзы ночью.
Некоторые из казаков, поддавшись панике, «восхотеша тоя нощи бежати». Отступление
неизбежно привело бы к гибели всего отряда. Но Ермак не для того преодолел все
преграды, чтобы отступить, будучи у самой цели.
Неуверенность казаков объяснялась,
очевидно, тем, что вплоть до битвы на Чувашевом мысу у них не было еще
серьезных столкновений с противником.
Сибирские источники дают различные
даты боя, развернувшегося в окрестностях ханской столицы. По Синодику ранней
редакции, срая;епие произошло 26 октября. Составитель второй редакции Снподпка
исправил дату на 23 октября и вычеркнул из текста указание на «первой бой».
Составитель ранней Тобольской летописи принял эту дату и попытался объяснить,
почему казаки выиграли бой 23 октября, а в покинутую столицу татар вступили лишь
26 октября. В бою, записал летописец, казаки «утрудишася» и потому
«обночевашись», отступив от Чувашева. Летописец так и не смог объяснить, где
провели они еще две ночи. Со временем эта версия обросла новыми подробностями.
На рубеже XVII— XVIII вв. С. Ремезов красочно описал, как под Чуваше-вым казаки
«билися 3 дня без опочиву неотступно», затем по неизвестным причинам отошли за
реку, переночевали там, а утром вошли в Капшык. Приведенные подробности не
выдерживают критики.
Ранняя редакция Синодика передала
воспоминания очевидцев в наиболее точном виде. Ветераны Ермака со всей
определенностью указывали на то, что «первый бой» с татарами произошел у самых
стен Кашлыка на Чувашевом мысу 26 октября и в тот же день они вступили в
покинутую врагом столицу.
Кучум надеялся остановить русских на
подступах к Кашлыку. С этой целью оп приказал устроить засеку на Чувашевом
мысу. За стволами поваленных деревьев татары надеялись надежно укрыться от
казачьих пуль.
Неверно было бы думать, будто татары
не знали огнестрельного оружия, и гром казачьих пищалей поверг их в ужас. За
несколько лет до похода Ермака Кучум обратился в Крым с просьбой прислать ему
артиллерию для войны с московским царем. От Крыма до Сибири далеко, Казань
ближе. По преданию, пушки были привезены в Кашлык из Казанского ханства (до
занятия его русскими). Источники различного происхождения сообщают о том, что
одну или две пушки татары установили на горе у Чувашева мыса. Однако в ходе
сражения эти пушки не произвели ни одного выстрела. Казаки наивно полагали,
что им удалось «заговорить» вражеские орудия. В конце концов татары будто бы
столкнули орудийные стволы с кручи навстречу карабкавшимся наверх казакам, и
пушки упали в воду.
Многолетние войны с татарами и
турками закалили казаков и научили использовать в полной мере преимущества их
вооружения. Когда казачьи струги сближались
на море с вражескими судами на расстояние выстрела, казаки бросали весла и
беспрестанно палили с одного борта, в то время как их товарищи подле другого
борта перезаряжали пищали. Залпы следовали один за другим. На реках казаки сражались
так же, как и на море. И тут они старались поразить врагов меткой пальбой и
лишь затем брались за сабли и довершали разгром врага па суше.
|