В
главах пятой и шестой автор говорит об обрядах, связанных с имянаречением
новорожденных, о первых месяцах жизни младенца, когда его кладут в маленький
«по его росту выделанный коробок, вроде гробика», устилая последний травой или
овечьей шерстью, отчего у взрослых часто бывают искривленные ноги; глава
седьмая посвящена калыму (Kalim oder Taufgeld). В главе восьмой автор
довольно подробно рассказывает об обыкновенном обряде погребения, заключая его
описанием того, как буряты хоронят своих шаманов. «С погребением их шаманов
обстоит дело несколько иначе: их тела ни в каком случае не сжигают, но уносят в
лес, помещают между четырьмя деревьями и предоставляют их ветру и непогоде,
диким зверям и птицам, вплоть до их полного уничтожения. Нерчинские и
селенгинские буряты очень редко сами хоронят своих шаманов, так как они их
боятся; поэтому они предоставляют эту работу какому-нибудь русскому, который
принимается за нее за определенную плату, что подает повод к разным мошенническим
проделкам. Меня многие уверяли, что однажды один русский зимовщик, взявшийся
как-то похоронить шамана и получивший за это условленную мзду, приволок к себе
его труп и спрятал в кладовую. Через несколько дней он опять вернулся к
бурятам и уверил их, что хоть он и похоронил их шамана обычным порядком, но что
покойник прошлой ночью каким-то необыкновенным образом пришел к нему в зимовье,
выбрал себе место для погребения в его кладовой и там улегся; так как для него
этот гость в высокой степени неприятен, то пусть они сами придут к нему и
похоронят его по своему вкусу, в противном же случае им придется войти в близкое
соприкосновение с властями; братские, дрожавшие от страха от этого
происшествия, хотели избавиться от этой неприятной тяжбы и принуждены были
ласковыми словами и тройной платой упросить зимовщика похоронить мертвеца
второй раз. Плата за погребение шамана состоит обычно в одном или даже в двух
конях. Когда бурят вынужден проезжать мимо могилы колдуна или колдуньи, он
выкуривает на ней, вместо жертвоприношения, свою трубку и сыплет немного
табаку на самую могилу. Тем, кто покончил жизнь самоубийством, приносят они
также определенные жертвы и делают это потому, что якобы они лишили себя жизни
не по собственному побуждению, а по наущению дьявола».
Глава
девятая посвящена характеристике брачных норм у бурят; автор говорит о
полигамии и связанной с нею обрядности; в главе десятой говорится о внешности
бурят и дано описание их зимней и летней одежды; упоминаются между прочим доха
и унты. «Когда буряты хотят появиться во всей своей красе, они носят нечто в
роде длинного сюртука, почти как поляки, который подпоясан платком или куском
материи, называемым хормойши». В главе одиннадцатой, посвященной жилищам
бурят и их хозяйственному инвентарю («Von ihren Wohnungen und Habseligkeiten»), есть
несколько интересных данных, касающихся ведения сельского хозяйства не только
бурятами, но также и русским крестьянством Иркутской губернии. Дано довольно
подробное описание юрты, причем автор отмечает, что юрта иркутского бурята
называется у них балмагуной (бал-гасган?), забайкальские же буряты называют ее
гир (гэр, гыр). Входные двери юрт всегда обращены к югу: «Дверь всегда выходит
в восточную сторону (на юго-восток); буряты говорят, что дверь должна быть
обращена на восход солнца), некоторые буряты в подражание русским крестьянам
стали возводить свои постройки над землей, но таких жилищ еще очень мало». В главе-
двенадцатой характеризуется обычная пища бурят; здесь между прочим подробно
описан способ приготовления из кобыльего молока сорта спиртного напитка,
называемого араки; автор отмечает, что буряты, подобно русским поселенцам
Забайкалья, «большие любители чаю, без которого они прямо не могут жить. Они
варят его обычно в горшке, пьют просто его крепкий настой или забеляют его
молоком». Употребляют они также напиток, называемый ими затуран, причем опять
автор довольно обстоятельно описывает способ его приготовления. «Помимо
затурана и других теплых напитков, которые этот народ употребляет вместо чая,
приготовляя его из брусники или из корней растения, называемого ими мукир шуду
каталон, у них очень излюблен также так называемый кирпичный чай. Весною буряты
питаются чаще всего луковицами сараны (Saranoi oder Lilien-wurze). Они варят их с мясом.
Луковицы эти имеют сладкий вкус: их находят под землей в норках полевых мышей,
куда мыши собирают на зиму порядочные запасы подобных луковиц. По рассказам
бурят и некоторых русских, эти полевые мыши, если они осенью находят опустошенными
свои запасные склады, от досады вешаются на маленьких прутиках». Небезынтересным
покажется, вероятно, и указание автора на то, что «буряты, живущие в окрестностях
Иркутска, Удинска, Балаганска и Тункинска, начали уже сеять, огородничать и
варить кашу».
Большой
интерес представляет тринадцатая глава сочинения («Von ihrem Pferdeputz und Kriegsgeschick-lichkeit»), в которой подробно
описан военный быт бурят, их вооружение и уход за конем. «Как предбайкальские,
так и забайкальские буряты и тунгусы — очень ловкие наездники и замечательно
меткие стрелки из лука, — замечает Ренье. Они в состоянии попасть из лука в
стрелу, воткнутую в землю, проносясь мимо нее верхом, на полном скаку, и сейчас
вслед затем всадить вторую стрелу в цель, поставленную на расстоянии десяти
шагов от первой. Пешие, они также очень ловко пользуются луком и стрелами,
попадая в цель на расстоянии двадцати шагов. Вверх же пускают они стрелу на
расстояние до ста и более шагов и могут убить птицу на полном лету. Их обычное
оружие, которое они употребляют против своих врагов, состоит обычно из лука и
стрел, сабли на боку и кольчуги. Забайкальские буряты имеют, помимо обычной
кольчуги, еще особый род панциря, сделанный из своеобразно заплатанной бумажной
холстины, которую они не менее десяти раз обматывают вокруг тела и через
которую не может проникнуть никакая стрела. На голове носят они шлем или каску
(Helm oder Sturmhaube). В висячих у них на
боку колчанах .носят они стрелы двух родов: одни, снабженные широким и острым куском
железа и продырявленным костяным набалдашником, которые они употребляют
против врагов и диких зверей, другие, изготовленные обычно из крепкого и
мягкого дерева и употребляемые на малой охоте, например, против зайца, соболя,
белки, для того, чтобы выстрел не повредил меховую шкурку. У них есть еще один
вид стрел, снабженных очень острым, по не широким железным наконечником, —
подобные стрелы они также обращают против своих врагов. Впрочем, они умеют
хорошо обращаться также и с ружьем и стреляют из него без промаха. Их конская
сбруя очень красива. Уздечка, недоуздок, арган (седельный остов — Sattelbogen), нагрудные ремни и
подхвостники окованы железом и чрезвычайно художественно отделаны
всевозможными серебряными фигурами. Чепрак состоит из кожаной или суконной
покрышки с кисточками, покрытой изображениями змеиных голов. Их женщины,
девушки, а иногда и мужчины, подобно тунгусам и китайцам, ездят также верхами
на быках. Хотя среди этого народа нет особенно сильных людей, но тем не менее
они очень смелы, отличаются пылкостью, закаленностью и поэтому, следовательно,
дают из своей среды хороших солдат, при всем том, однако, только кавалеристов:
пешие буряты немного стоят, так как не на лошади они не очень-то расторопны.
Вообще же бурят легко отличить от тунгусов по тому, как они ездят верхом:
последние очень сильно раскачиваются и приводят в движение все тело».
Глава
четырнадцатая посвящена церемонии принесения ими присяги («Von ihrem Eide»); пятнадцатая кратко
говорит о ясаке, шестнадцатая — о так называемой Jela («Von dem Jela, oder der zweyfac-hen Ersehrung des Gestohlenen), которая заключается в
похищении пограничными жителями скота с чужой стороны. «Когда братский или
тунгус заходит на границу и перегоняет на русскую сторону стадо или несколько
штук скота, или же когда монголы таким же образом похищают русский скот, это
называется Jela.
Когда доносят об этом дежурному офицеру пограничного караула, он отдает распоряжение
найти по следам уве денного скота похитителя. «Наказание за подобное воровство
в заключенном между двумя государствами договоре определено следующее: злодей,
безразлично русский или китайский подданный, должен отдать пострадавшему в
двенадцать раз столько, сколько он перегнал через границу, если же он не в
состоянии это сделать, за него должен отвечать весь его род и без всякого
возражения возместить причиненный убыток; благодаря этому очень состоятельные и
зажиточные братские очутились в затруднительном материальном положении».
Воровство братских или тунгусов у русских и наоборот наказуется присуждением
возвратить похищенное в четырехкратном размере, а при невозможности выполнить
это преступника, по законам страны, наказывают кнутом.
|