Выехав
из Мангазеи, Вагнер захотел увидеть жилище остяка. Сопровождающий его казак
показал ему холмик и сказал, что это и есть такое жилище. «Здесь я больше
ничего не увидел кроме дыры в земле, но мой проводник уверял меня, что не
ошибся, и что эти люди не живут иначе, как под землей. Стоит лишь спуститься, и
я найду людей. Мое любопытство было очень велико, но как его удовлетворить? Я
не знал, как попасть в дыру, из которой шел мне в лицо дым. Срубили большой
сук, начисто обстругали и поставили в подземное жилище; по этому шесту я
соскользнул вниз. Если я испугался существа, которое я здесь увидел, то оно
испугалось не менее при виде меня. Это была отвратительная старая женщина. Она
лежала на доске, положенной на чурбаны. Она сделала застенчивое движение,
увидев меня, вероятно, она за всю свою жизнь еще не видела человека в европейском
платье. Я спросил ее по-русски, где хозяин, и задал различные другие вопросы,
но вместо того, чтобы ответить, она хрюкала, как свинья. Пещера под землей была
в длину около 10 футов,
6 футов
в ширину и 5 футов в глубину. Я оглянулся, нет ли там пушнины в виде соболя,
горностая или белки, которую я бы охотно купил. Но не нашел ничего такого, как
и не увидел посуды для варки или какой-либо домашней утвари. Здесь была невыносимая
вонь; я крикнул своим людям, чтобы они меня вытащили, так как по шесту, по
которому спустился, я вверх подняться не мог».
Позже
Вагнер все же выменял у остяков за два фунта табаку и немного водки 30 белок и
6 горностаев. Попутно он замечает, что среди остяков деньги совершенно
неизвестны и все свои потребности они удовлетворяют через, мену. Все они
приняли греческую религию, но, несмотря на все уговоры, не строят себе дома и
не научились заниматься сельским хозяйством. Иное дело якуты — они строят
вдоль дороги в Якутск «большие деревни, сеют и собирают урожай и держат много
скота. Но в своих домах коров не держат, а только дойных кобыл. Скот у них, как
и у татар, зимой и летом пасется, забивают его по мере потребности и в общем в
своих деревнях живут более чисто, чем русские. У них имеется также и домашняя
птица. Когда прибывает путешественник, они для него приводят с пастбищ коров,
чтобы предложить коровье молоко. Это единственная нация, которая проявляет
склонность к русским и подчиняется им. Что касается других, в особенности
тунгусов, чукчей и камчадалов, то на них трудно надеяться. С ними они вынуждены
обращаться со всеми предосторожностями, чтобы не возбудить к сопротивлению. Это
удивительно и мне не понятно, как русские могли все эти орды привести к послушанию
и заставить их платить дань, так как из-за ужасных пустынь, непроходимых лесов,
недоступных гор, утесов и скал, где они обитают, невозможно подчинить их силе
или держать в узде. Они вообще не имеют потребностей, которые должны удовлетворять за счет русских. В хлебе, соли
и одежде они не нуждаются; живут они только охотой и рыбной ловлей и
приготовляют одежду из звериных шкур. Россия, следовательно, должна была
обладать особыми искусными приемами, чтобы эти народы сделать данниками. Они
совсем послушно приносят свои подати в назначенные им места.
Те
(народы), с которыми я успел ознакомиться, по мнению воеводы, составляют
несколько миллионов и, наверное, приносят ежегодно миллионы мехов, превращаемые
казной в деньги».
Кроме
уже известных в литературе сведений о чукчах, якутах, юраках, остяках и
тунгусах, Вагнер приводит ряд наблюдений, сделанных им лично во время проезда
по Сибири. Он рассказывает, например, как посетил поселение тунгусов: «Мы были
в восьми сутках пути от места жительства остяков, когда казак сообщил мне, что
вблизи находятся тунгусы, они должны быть недалеко от берега, и если я хочу
туда попасть, то я смогу совершить хорошую меновую сделку, так как эта орда богата
пушниной. Я приказал бросить якорь, и мы, двенадцать человек в лодке, пристали
к берегу. Моему солдату Степану я приказал взять с собой погребец и несколько
фунтов листового табаку, и так мы через небольшой овраг вошли в лес. По моему
совету мы проявили осторожность, и каждый в том порядке, как следовали друг за
другом, обламывал кусты или деревья, оставляя знаки, чтобы найти дорогу назад.
Мой казак, который не раз собирал подушную подать, понимал язык этих людей. Он
поэтому как проводник шел впереди. Мы прошли около часа, ничего не обнаружив,
но вдруг казак воскликнул, что он видит стадо оленей.
Тунгусы
постоянно ведут с собой ручных оленей, из которых в случае необходимости всегда
могут забить несколько штук, но зимой они пользуются ими для езды. Если орда
богата, она их имеет при себе две, три, четыре сотни, даже до тысячи, и
множество пастухов предохраняют их от нападения волков или медведей. Но эти животные
постоянно держатся вблизи юрт и не отдаляются от них дальше расстояния, на
котором слышат запах дыма.
Я
уже видел мужчин тунгусов, теперь я был рад, что мог ознакомиться с женщинами
этой нации и с их жилищами. Мы ускорили наши шаги и примерно через четверть часа
заметили дым и вскоре приблизились к их жилищам. Из боязни, что эти люди могут
принять нас за врагов, которые хотят на них напасть, казак должен был войти к
ним первым. Ибо нам, не имеющим оружия при себе, от их стрел было бы большое
зло. О бегстве и нечего было бы думать, так как они так хорошо бегают, что
даже догоняют медведя, мясо которого является их любимой пищей. Казак выдал
меня у них за очень знатного прусского пленника, который проездом желает с ними
познакомиться. Он вскоре вернулся и обещал нам надежный прием. Когда мы были
еще от юрт на расстоянии примерно в 15 шагов, вышла на коленях уже вся семья.
Старший из них в таком положении приполз ко мне, и когда я к нему подошел, он
трижды поклонился земле, а остальные, стоя на коленях перед юртой, повторили
это. Мой казак должен был заставить их встать и задавать им вопросы, на которые
они через него давали точные ответы.
Я
еще раньше много слышал об их шаманах и очень желал видеть такого пророка и
святого и быть свидетелем его шаманства. Но старший ответил, что их пророк не
сможет разговаривать с богом до тех пор, пока вся община единогласно и
настойчиво его не попросит. А так как они только что получили известие, что их
преследует другая, намного превосходящая их численностью орда тунгусов, то они
его уже позвали, чтобы спросить, покинуть ли, как они хотели, это место, или
ждать другой орды и биться с нею. Поэтому я, если задержусь немного, смогу
взглянуть на шаманство. Я действительно видел, что кто-то, окруженный
многолюдной толпой из лиц обоего пола, был там. Все повесили головы, и шаман
танцевал в этом кругу, пока не дошел до большого разведенного под открытым
небом костра. Я внимательно наблюдал все его движения, о чем мне еще раньше рассказывали
люди.
То
ли он меня не заметил, то ли не хотел замечать, я не знаю, ибо он, ничем не
отвлекаемый, смотрел то на небо, то пристально на землю. Потом он встал между
двумя рядом стоящими деревьями, взял шкуру, похожую на приготовленную для
барабана кожу, растянул между ними (деревьями) и двумя палками из оленьих рогов
так сильно бил по ней, что этот звук можно было услышать издали.
Это
он проделывал с половину четверти часа. Я тогда увидел, что еще несколько
человек стариков из этой орды выбежали из-за кустов, и отсюда заключил, что
этим барабанным боем необходимо было созвать всю общину. После этого сомкнутым
кругом его повели к огню, и недалеко от него он сел на землю. Здесь молодые
девушки на отломанной ветви рогов оленя принесли раскаленные угли; эти он взял
и проглотил, или делал такой вид. Вскоре он упал замертво. В это мгновение
забили стоящих наготове двух оленей, кровь собрали в сосуд из березовой коры,
шкуру содрали очень спешно и искусно, желудок с его содержимым повесили на
дерево, и самое жирное и лучшее мясо бросили в огонь и сожгли как жертву. Они
бросили туда еще множество других кусков мяса, и пока оно «там жарилось,
незанятая часть лиц обоего пола, подавая друг другу руки, начали танцевать по
кругу, то в одну, то в другую сторону, причем они прыгали и пели не без
приятности. Я заметил, что время от времени они подходили к шаману и боязливо
смотрели ему в лицо; я через казака спросил опричине этого, и действительно ли
шаман мертв, и получил ответ: все их счастье зависит от того, не пойдет ли у шамана
из носа кровь, поэтому они, пока он не пришел в себя, все свое внимание
обращали на это обстоятельство. Он не мертв, а только в трансе и теперь
разговаривает с богом, который через него сообщит всей орде предстоящее ей
счастье или несчастье. Наконец позвали к пиру, танец прекратился, и все
расположились недалеко от костра. Они брали куски обгорелого мяса,
предназначенные для еды, из огня при помощи палочек, клали на оленьи рога,
резали ножом и съедали. При этом они все время направляли свои взоры на шамана,
и ели до тех пор, пока он не поднялся. Как только они это заметили, они
вскочили и снова образовали вокруг него круг, чтобы из его уст услышать
божественное мнение. Что он им ответил, я не смог узнать, так как это держат в
тайне от чужестранцев; но, наверное, это было нечто утешительное, так как они
сразу же начали снова танцевать и взяли шамана в свой круг. Мой казак заверил
меня, что если шаман дает плохое предсказание, то вся орда начинает жалостный
вой, посыпает себя пеплом и приносит в жертву множество оленей, чтобы примирить
бога, и после жертвоприношения шаман снова должен еще раз проделать свои
фокусы. Из их теперешнего поведения поэтому можно заключить, что они получили
благоприятную весть.
Прежде
чем уйти, я одарил старшего водкой, а когда я хотел попрощаться, молодые и
старые, малые и большие, ушедшие в юрту, снова вышли из нее, и каждый принес
мне на коленях подарок. Он состоял из соболей, горностаев и беличьего меха;
наименьший подарок - маленького ребенка состоял из пяти беличьих шкурок. Мы
вернулись по своему обозначенному пути и благополучно прибыли на корабль.
Более
подробное описание этой нации по их телосложению, их одежде и их обычаям,
надеюсь, не будет неприятно моим читателям. Они. все стройного роста и очень
пропорционального сложения. Я среди них не видел ни одного полного человека.
Они имеют красивые длинные волосы, которые лица обоего пола, не оплетая,
связывают близко к голове. Богачи, то есть те, которые владеют многими
животными, поверх ленты для волос, сделанной из оленьих жил, навязывают нитку
раскрашенных бус. Над ушами волосы висят во всю длину, они их не завязывают,
как венгры, в узлы, а заплетают их бусами, так что они похожи на серьги. В
праздничные дни они носят на голове шапку, открытую сверху на темени и обшитую
рядами бус. Вид их настолько напоминает немцев, что их, исключая вышитые лица
и одеяния, можно было бы принять за настоящих немцев.
|