Еще
менее дружелюбно, чем замечания Шаппа д'Отроша, звучат высказывания о Сибири
прусского пост-директора Иоганна Людвига Вагнера. И для этого имелись основания.
Отнюдь не научная любознательность, не стремление к познанию неведомых стран
привели Вагнера на отдаленные окраины Российской империи.
25
февраля 1759 года Вагнер был арестован в г. Пиллау в Восточной Пруссии русскими
военными властями по обвинению в шпионаже в пользу Пруссии. На допросах вина
его была полностью доказана — у одного
из соучастников была обнаружена записная книжка, в которой Вагнер карандашом написал
задание разведать русские гарнизоны в
некоторых пунктах, установить род находящихся там русских войск и их
численность. Все попытки Вагнера отрицать свою вину были безуспешны, и он был
по законам военного времени приговорен
к смертной казни, которая, однако, вскоре была заменена ссылкой в
Сибирь. Вместе с ранеными русскими солдатами Вагнер был отправлен в Ригу,
содержался некоторое время в крепости Дюнамюнде и в кибитке был доставлен в
Москву, а оттуда в Космодемьянск,
Соликамск, Тюмень, Верхотурск, Тобольск, Тару, Барабинск, Енисейск, куда он
прибыл в последний день мясоеда и из окна дома, где содержался под стражей, мог
наблюдать масличные увеселения жителей, о чем он рассказывает в своем дневнике:
«День после нашего прибытия был светлый
и хороший. Для времяпрепровождения я из окна рассматривал проходящих людей. По
полудни я случайно посмотрел в сторону
двора и увидел спектакль, который меня чрезвычайно
развеселил. Во дворе моего хозяина, как и в соседних дворах, женщины качались
на досках. Примерно на высоте в два фута от земли была сделана подпорка, на
которую была положена доска длиной в 18—20 футов. На каждый конец становилась
женщина. Они начали тихо качаться, потом движения становились все сильнее,
так что в конце концов одна подбрасывала другую вверх на 5 футов, но каждая безошибочно,
с выпрямленным туловищем и сомкнутыми ногами возвращалась на свой конец доски
и подталкивала другую так же высоко и еще выше себя. Эта игра в начале показалась
мне очень опасной. Я спросил солдата,
который меня караулил, что это должно означать. Он сказал мне, что это масленичная игра и
принята во всей стране; в это время, когда девушкам разрешают показываться в
публичных местах, только и можно рассматривать русских красоток. Пока длилась
игра, я не смог отвести глаза и должен сознаться, что тогда я более чем когда-либо
жаждал свободы. Видеть глазами красивейшие создания и не иметь возможность
разговаривать с ними, тем более познакомиться с ними поближе, — все это
заставило меня очень болезненно почувствовать свое пленение».
Дальнейший
путь Вагнер должен был проделать на собаках. Перед домом остановились странные
сани (их было всего шесть), в которые были запряжены собаки. Вагнер при виде их
выразил удивление, и сопровождающий его прапорщик Иван Александрович объяснил
ему, пожимая плечами, что предстоит путешествие в 1000 верст по Енисею по снегу
и льду, где нет ни одной живой души и невозможно пробираться лошадьми. «На
первых санях, — продолжает свой рассказ Вагнер, — на которых был запас для
команды, сидел солдат и возчик, на вторых — унтер-офицер с солдатом и возчиком,
на третьих — солдат и возчик, которые везли запас для собак, мой запас был на
четвертых санях, где был один возчик, на пятых, где находились мои остальные
вещи, сидел я с возчиком, а на шестых следовал офицер, который также имел с
собой свою провизию, вместе с возчиком. Все возчики были казаками, которые
зимой тем же способом были командированы в Мангазею. Наш груз был так
распределен, что на каждую собаку приходилось по 10 пудов, а так как пуд
составляет 40 фунтов,
вес каждых саней должен был составлять немного более 1200 фунтов.
Прежде
чем продолжать свой рассказ, я должен более подробно описать сани и как на них
ездят. Полозья из березы изготовляют не так, как у нас. Их отдирают от берез
летом, рубят по длине и на такой высоте, как это необходимо, отдирают кусок
толщиной примерно в полдюйма от ствола, обрезают и прислоняют концом к стене
здания таким образом, что он получает необходимую кривизну. Из таких кусков и
делают полозья саней. Когда они простояли все лето, их обрабатывают и делают
толщиной в полдюйма, шириной в 10 дюймов, длиной в 16 футов, откуда примерно
два с половиной фута уходит на кривизну. Остов состоит из легких планок связанных
крепкими веревками... Садятся в сани спинами к боковым стенкам, так что сидящие
друг против друга должны переплести свои ноги. Позади лежат взятые с собой
вещи. Ни с каким-либо другим транспортным средством по замерзшему Енисею не
проедешь. Сани очень легки, а широкие и
тонкие полозья проходят по самому глубокому снегу. Еще здесь имеется поперечина
с отверстием, чтобы в случае необходимости поставить шест с парусом. Собаки,
используемые для такой езды, не больше наших обычных крестьянских собак, но
выше в ногах. Им надевают чулки из меха ног северных оленей, прикрепляя их спереди
и сзади широкими мягкими ремнями через туловище. Веревки, при помощи которых
они тянут сани, покрыты лосиной кожей, мехом снаружи, но со стороны, которой
прилегают они к телу собаки, они выдублены, чтобы избегать трения. Эта обшитая
веревка лежит в виде колбасы вдоль спины, а постромки идут между задними ногами
к саням. Таким образом собака тянет не грудью, а спиной, где они, как
представляется мне, имеют особую силу.
Передняя
собака всегда обучена и ведет себя в зависимости от ударов плети возчика. Если
он справа ударит по снегу, вожак идет вправо, ударит он с левой руки, то и
собака туда направляется; если заблудились, возчик предоставляет собак самим
себе. В последнем случае собака верно идет к тому месту, где она чует дым, . и
ошибется только тогда, если ветер отогнал дым в другую сторону. Задние собаки
сами следуют за вожаком. Идут они без принуждения, почти всегда рысью, но если
снег оттаял и снова замерз, никоим образом не заставишь идти их иначе, как
шагом».
После
остановки в 20 верстах от Енисейска в поселении принявших греческую веру
якутов — единственном до Мангазеи населенном пункте — продолжили путь.
«Следующей ночью мы подъехали к берегу реки вплотную к лесу, вырыли большую
яму в снегу, развели в ней хороший огонь из кедровых дров, согрелись, сварили
ужин и накормили собак. Потом мы завернулись в наши меха и в обществе собак
легли к огню. Один из солдат и один из возчиков должны были бодрствовать и
поддерживать огонь».
Поднялась
сильная метель, и караван заблудился. Двое суток пролежали под снегом, и Вагнер
считал себя уже погибшим. Но буран наконец улегся, хотя путники так и не
увидели дневного света. Собрались в путь, и, не зная дороги, поехали напрямик
вдоль русла какой-то реки, там такой густой снег, что не было видно берега реки:
«В конце концов и наши казаки уже не знали, что предпринять, заметив, что мы
движемся не вперед, а назад. 14 суток
были мы уже в пути и съели уже большую часть наших припасов, и по нашим полным
расчетам могли определить, что, если вернемся, станем жертвой голода. Держали
совет и решили единодушно продолжать свой путь и предоставить собак самим
себе. Так мы и сделали и едва проехали два часа, как собаки остановились. Густой
снег, окружающий нас непрозрачным облаком, помешал нам определить, где мы
находимся. В конце концов наши собаки дружно залаяли, и возчик на передних
санях громко закричал. Сразу же мы услышали недалеко от нас, что какие-то
собаки отвечают нашим, а потом услышали и человеческие голоса, и к превеликому
нашему удивлению увидели стоящих недалеко от нас людей. Мы спрыгнули с саней и
протянули друг другу руки». Путешественники оказались в той же якутской
деревне, в которой переночевали в самом начале пути. Прапорщик отказался
повторить путешествие, и все вернулись в Енисейск, где Вагнер был помещен на
прежней квартире.
Обозревая
достопримечательности Енисейска, Вагнер, следуя примеру своего коллеги Шаппа
д'Отроша, особое внимание обратил на русские бани, которым посвятил много
страниц своего повествования:
«Русские
обоего пола имеют обыкновение по средам и субботам посещать теплые купания.
Купальные комнаты мужчин отделены от женских, и считают величайшим
преступлением, если там, исключая супругов, один пол покажется в близости
другого. Под предлогом, что я привык к этому, я испросил разрешения помыться
таким образом. Каждый раз меня сопровождали два солдата, которые купались
вместе со мной, а потом вели меня в мою комнату, где меня, как и раньше, строго
охраняли. Но я и то был доволен, что получал при этом случае возможность подышать
свежим воздухом.
Так
как не думаю, что этот вид купания уже общеизвестен, я опишу его здесь
подробнее. Почти каждый горожанин имеет в своем доме баню. Она состоит из маленькой
прихожей и комнаты, в которых находится сложенная из дикого камня печь. Эти
камни так пригнаны друг к другу без извести, что кверху сходятся в круглый;,
свод. Брандмауер по всем правилам сложена из дикого камня. Недалеко от печи пол
примерно на два фута приподнят и имеет наклон; примерно так, как в наших караульных
помещениях, сделаны нары. У другой
стороны стоит скамейка шириной в два фута. У входа в комнату стоят два сосуда
с холодной водой, в которую бросают раскаленные камни, чтобы нагреть воду в них
до такой степени, как это желательно моющемуся. Топят так сильно, что при
входе, несмотря на то, что в стене вырезано четырехугольное отверстие, с
заслонкой, через которое выходит дым и жар, от жары можно упасть в обморок. Но,
несмотря на это, русские нагревают комнату еще больше и поступают при этом
следующим образом. Они опускают связанный из березовых прутьев веник, на
котором имеются еще все листья, в холодную воду и брызгают на раскаленную
докрасна печь, чем вызывают пар, горячий, как кипящая вода. Потом голые они ложатся
на возвышение у печи и секут себя веником, куда только могут попасть, так
сильно, что все тело краснеет, как сваренный рак- Вслед за этим русский бежит к
бочке с холодной водой и льет себе висящим на ней черпаком на голову. Потом
он ложится на скамейку, обмазывает все тело белым мылом — черное мыло там совсем
неизвестно — и отмывает его снова теплой водой. Зимой он выходит, несколько раз
поваляется в снегу и, не вытираясь, одевается. Когда он возвращается в свою
квартиру, он поворачивается к образам или изображениям святых, которые по всей
России стоят в верхнем углу у окна против дверей, тремя пальцами трижды бьет
крест перед грудью и говорит слова: Slavo. Tibe Gospodi.
|