С
развитием русской культуры, с -появлением собственных национальных научных сил
и осуществленном при их помощи широком комплексном изучении географии,
этнографии, промышленности, частной жизни и быта жителей страны в целом и
отдаленных ее окраин в частности, удельный вес трудов ученых-иностранцев, естественно,
в этом процессе резко сокращается. Говоря о второй половине XVIII столетия, мы
встречаем лишь отдельные, довольно разрозненные как по времени, так и по
характеру приведенных в них сведениях известия зарубежных путешественников и
ученых о Сибири, и это, как правило, не труды исследователей, а записки
дилетантов, попавших в Сибирь не в результате научного поиска,
исследовательской любознательности, а совсем иных, политических и, в ряде
случаев, полицейских причин, как писатель Коцебу или пост-директор Пруссии
Вагнер, сосланные в Сибирь за серьезные политические преступления. Свое
вынужденное пребывание в Сибири эти вполне культурные, но и очень далекие от
научной мысли ссыльные скрашивали подробными записями увиденных и услышанных
сибирских «достопримечательностей». Так появились книга Иоганна Людвига
Вагнера о Сибири и записки популярного и многопереводимого писателя и не менее
искусного политического интригана и шпиона на русской службе Августа Коцебу.
Естественно,
что и Вагнер, и Коцебу, отнюдь не Добровольно посетившие Сибирь, без особого
восторга повествуют о существующих здесь порядках, во всех их описаниях просвечивают
нотки раздражения, недоброжелательности, часто события изображаются в искаженном
виде, что заставляет относиться к этим книгам с осторожностью. Но и здесь мы
обнаруживаем отдельные небезынтересные зарисовки частной, бытовой стороны
жизни, повседневного уклада жизни обитателей дальней восточной окраины России.
Научные данные, содержащиеся в записках двух этих авторов, не заслуживают
особого внимания, ибо они во многом повторяют уже известные сообщения и в
значительной степени носят на себе печать дилетантизма.
Интересные
бытовые зарисовки содержатся и в книге французского ученого-астронома Шаппа
д'Отроша.
Совершив
свое путешествие в Сибирь со строго научной специальной целью, Шапп д'Отрош с
истинно галльской просветительской иронией останавливает свое внимание на
многих подробностях сибирской жизни, выносит свои меткие, хотя часто и очень
поверхностные и скоропалительные суждения о русских порядках, столь раздражавших,
как известно, Екатерину II и ее приближенных.
Шапп
д'Отрош не только описывает красоту ландшафта Тобольска, не только прекрасный
вид города со множеством церковных куполов, но и замечает: «Красота эта
исчезает при входе в город: дома все деревянные, построены худо... С трудом
можно пройти по улицам, даже в высокой части города, за исключением летнего
времени — из-за большой грязи. На нескольких улицах сделаны деревянные
тротуары; такие деревянные «дороги» практикуются во всей России, но улицы там
плохо устроены, так что можно проехать только в телеге, запряженной лошадьми.
Мужчины
в Сибири крупны и сильны и хорошо сложены; они любят женщин и напитков в
изобилии. Рабы самодержавного строя, они жестоко эксплуатируются местной
властью.
Женщины
вообще прекрасны в Тобольске, кожа у них очень белая, лица нежные и приятные,
глаза черные, томные и всегда опущены вниз — они никогда не осмеливаются
смотреть мужчинам в лицо... Они имеют обыкновение носить цветные платки,
которые искусно обматывают вокруг волос, почти всегда черных,— такая внешность
делает их обворожительными. Они немного подкрашиваются — как женщины, так и девушки.
Женщины
хорошо сложены, особенно в 18—20-летнем возрасте, но ноги у них большие.
Природа, кажется, предусмотрела будущую их дородность.
Купания,
которые они принимают два раза в неделю, тоже способствуют деформации талии:
они вызывают во всех частях тела вялость, и по этой причине они к тридцати
годам уже расплываются.
Их
одежда имеет много сходства с одеждой в остальной Европе. Одежда мужчин такая
же в Тобольске, как и во всей России. Некоторые купцы, чиновники, люди простого
звания носят старинную одежду и бороды. Я видел в Тобольске только нескольких
дворян, впавших в немилость, которые сохранили народные обычаи, ранее им
усвоенные. Головные уборы женщин в Тобольске не отличаются от европейских, за
исключением наших последних мод, о которых они ничего не знают. Они носят
обычно платья с воланами в форме домино. В праздничные дни они надевают
платья, похожие на манто, какие носили в старину во Франции. Эти одежды
привозят из Петербурга.
Мужчины
и женщины обычно богато одеты, они получают ткани из Москвы и Китая, но в
Тобольске, как и в России, люди обоего пола мало чистоплотны, несмотря на
купания, которые они принимают два раза в неделю. Женщины редко меняют белье,
они не знают всех тонкостей нижнего белья европейских женщин; эта небрежность
в женском туалете отражается во всем их внешнем виде.
В
Тобольске и в большей части России люди высших сословий имеют в доме только
одну — семейную кровать для мужа и жены, все остальные и дети спят на лавках
или цыновках, которые есть во всех жилищах. Кровати не имеют полога, вместо
изголовья в виде валика семейная кровать имеет восемь подушек, которые
образуют пирамиду. Эта кровать обычно является главной частью обстановки дома.
В Тобольске в такой квартире имеется несколько деревянных стульев, большая печь
и маленький стол. Во всем городе Тобольске только один дом, где имеется настенный
ковер. Обычно лавки и несколько табуреток составляют мебель их квартир.
Мужчины
очень ревнуют своих жен; в Тобольске и почти во всей России сами они проводят
большую часть дня за выпивкой и возвращаются домой обычно пьяные.
А
женщины живут почти всегда одни, находясь дома, удрученные скукой; такая жизнь
— источник развращенности их нравов».
Но
больше всего Шаппа д'Отроша смущает то обстоятельство, что нет в тобольском
обществе настоящего парижского «политесса», нет милой его душе «нежной любви
чувствительных душ», способной преодолеть домостроевские порядки, царствующие
в семейной жизни сибиряков. Почтенный аббат сокрушается, что «настоящая
цивилизация» еще не проникла в Сибирь, и мечтает о том времени, когда красота и
нежность прекрасного пола разрушат или хотя бы смягчат жестокие законы, превращающие
ж.енщину в рабыню.
Шапп
д'Отрош, однако, не только останавливается на характеристике «жестокости» и
«варварства» в семейной жизни, но и очень справедливо указывает на царствующий
в административной сфере произвол, в частности, на почти ничем не ограниченную
власть губернатора, приводящую часто к злоупотреблениям — но из-за отдаленности
Сибири от двора «правда доходит до трона редко; поэтому губернаторы безгранично
пользуются властью». С похвалой французский путешественник отзывается об
административных реформах Петра I, учредившего должность независимого от
губернатора прокурора с предоставлением ему права утверждать все распоряжения
губернатора и государственной канцелярии, но дает понять, что и прокурор не
всегда может успешно противодействовать произволу сибирских властей. Очевидно,
именно эти социально-критические замечания Шаппа д'Отроша и вызвали гнев самодержицы
российской Екатерины II, не пожелавшей оставить сатирические выпады французского
ученого без ответа.
Так
появился в свет знаменитый «Антидот».
Чувства,
питаемые сочинителем «Антидота» к Шаппу дОтрошу и его книге, носят достаточно
определенный характер и в комментариях не нуждаются. Говоря о рекомендации
напечатать книгу, данной Д'Аламбером, автор с негодованием восклицает: «Этот
набор нелепостей, противоречий, клеветы, плоскостей, бессмыслиц, злобных
выходок посоветовал напечатать знаменитый Даламбер!.. Или ваше внимание было
привлечено одними астрономическими выкладками? Или только в выкладках требуется
точность? Или целый народ, унижаемый,
оскорбляемый, осыпаемый бранью на каждой странице разобранной и одобренной
к напечатанию вами книги, не заслуживал с вашей стороны никакого внимания?
Но этим вниманием, если не к этому
народу, вы обязаны к истине! Или вас обманули? Или вы не заметили по крайней
мере, что аббат скакал на почтовых, нивеллируя, исправляя карту России,
раздавал оплеухи и пинки своим проводникам, определяя и изменяя
местонахождение ископаемых, раскрашивая горы и т. д.? Но как исчислить все то,
что милый аббат успел наделать на скаку! О! этот аббат человек единственный».
Как мог Шапп д'Отрош говорить о произволе царской администрации, об угнетении
сибиряков губернаторами-самодурами? Почему
он называет жителей Сибири несчастными? «Обременены ли они податями? Они
платят казне умеренную сумму двух рублей семидесяти копеек деньгами,
или мехами, по выбору... Наги ли они? Нет в Сибири ни одного жителя, который
не был бы одет очень тепло с ног до головы, и даже не найдется такого, кто
захотел бы променять свое одеяние на кафтан аббата, при виде которого, по его словам, женщины падали в обморок от
восторга. Страдают ли они от голода? Съестные припасы
очень дешевы, рыба превосходна, мясо есть в изобилии, дичи не оберешься; охота и рыбная ловля не
запрещены, не затруднены ограничениями
или владельческими правами. Соль дешева, пуд стоит сорок копеек, и никто не принужден покупать ее более, чем сколько
сообразно с его потребностями...
Удручены ли они моровыми язвами, войною или иными бедствиями? В Сибири не
знают ни чумы, ни войны; в ней доживают
до глубокой старости, и болезни в ней менее часты, чем во многих других странах».
С неменьшим охранительным пафосом
автор «Антидота» выступает в защиту
русской администрации в Сибири, превозносит
целомудрие тобольских женщин, в коей позволил себе усомниться
аббат д'Отрош.
|