Из-за состояния своих людей и судна из западного устья
Маточкина Шара Пахтусов не решился плыть напрямую в Архангельск, а направился к
устью Печоры в обход острова Колгуева, достигнув материка после многих приключений
уже поздней осенью.
Работы первой новоземельской экспедиции Пахтусова
получили высокую оценку и было решено их продолжить, «чтобы описать восточный
берег северного острова Новой Земли… попытаться, сколь позволят обстоятельства,
проникнуть на восток и север от мыса Желания для осмотра, не имеется ли по сим
направлениям каких-либо неведомых еще островов» (1956, с. 134). С учетом
особенностей работы практически на «белом пятне» в инструкции от директора
Гидрографического депо прямо указывалось, что «прежние опыты Ваши будут здесь
Вас руководствовать более, нежели, что по сему предмету теперь предположить
можно» (1956, с. 135).
Экспедиция вышла в море 5 августа 1834 года на шхуне
«Кротов» и карбасе «Казаков», названных так в память пропавших без вести
командира и его помощника со шхуны «Енисей», направившись к западному устью
Маточкина Шара. На этот раз пролив был плотно закупорен зимними льдами, так что
пришлось становиться на зимовку в устье реки Чиракина, рядом с остатками кочмары,
брошенной экспедицией Розмыслова.
С наступлением весны сам Пахтусов продолжил работы
Розмыслова и Литке по картированию Маточкина Шара, поручив своему помощнику
Августу Карловичу Цивольке съемки к северу от Маточкина Шара по карскому побережью,
что тот и выполнил на протяжении ста шестидесяти километров, отметив, что «в
заливах Незнаемый и Медвежий видны были разлоги, которые, быть может,
составляют часть проливов, проходящих до западного берега земли» (1956, с.
120) — тем самым на будущее обозначилась новая проблема, решать которую
пришлось уже полярным исследователям XX века.
Между тем состояние зимовщиков оставляло желать
лучшего. Еще 8 мая умер один из них, а ко времени выступления основной части
экспедиции для выполнения поставленной задачи оказалось еще несколько больных.
В результате в зимовье осталось четверо, а остальные 11 человек 29 июня
отправились на карбасе «Казаков» на север. По пути они осмотрели губу
Серебрянка, где были обнаружены остатки кораблекрушения — «по краске и
размерению не оставалось сомнений, что все это было со шхуны "Енисей”… Не
оставалось больше сомнений в погибели наших товарищей» (1956, с. 125), —
отметил Пахтусов. «Мне кажется, — продолжил он далее, — что Кротов
почел эту губу за Маточкин Шар (ибо она с устья похожа на пролив, более чем
самый Шар) и когда увидел свою ошибку, то, может статься, стал отлавироваться»
(1956, с. 125), но было уже поздно.
Такая находка оказалась скверным предзнаменованием,
потому что уже спустя неделю карбас «Казаков» был раздавлен льдом у острова
Верха почти на 76 градусе северной широты. Мыс, у которого это произошло, с тех
пор известен под названием Крушения. В ожидании попутных ветров Пахтусов и Циволька
продолжали съемки на окрестном побережье, отмечая многочисленные признаки
пребывания предшественников-поморов в виде изб различной сохранности, остатки
судов, а чаще могилы. Спустя десять дней потерпевшие крушение были спасены
ладьей помора Афанасия Еремина, доставившей их в Маточкин Шар, откуда Пахтусов
предпринял еще один маршрут по карскому побережью вплоть до 74 градуса 21
минуты северной широты, где был остановлен непроходимыми льдами. Вскоре после
возвращения в Архангельск отважный моряк, организм которого был подорван
перенесенными в экспедициях лишениями, скончался. Его заметки и результаты
наблюдений были обработаны известным гидрографом Михаилом Францевичем Рейнеке,
который так отозвался о результатах наблюдений за состоянием погоды — «эти
данные — сокровище для метеоролога» (1956, с. 135). Несмотря на то, что
поставленная задача так и не была решена, полученные результаты были высоко
оценены последующими поколениями исследователей. Не случайно швед Адольф Эрик
Норденшельд (о заслугах которого в изучении Новой Земли речь впереди) так
оценил личность этого исследователя и его результаты: «По преданности делу,
которому посвятил себя, по уму, мужеству и настойчивости Пахтусов занимает одно
из выдающихся мест среди полярных мореплавателей всех наций. В то время не
много было таких арктических экспедиций, доставивших такое множество
драгоценных астрономических определений мест, геодезических измерений,
метеорологических наблюдений, замечаний о приливе и отливе и пр.» (1881, с.
270).
Полученные результаты привлекли внимание Академии
наук, которая летом 1837 года командировала на архипелаг академика Карла
Максимовича Бэра на шхуне «Кротов» под командованием Цивольки и в сопровождении
ладьи «Святой Елисей» с кормщиком Ереминым (который два года назад выручал
Пахтусова с его людьми). Целью этой экспедиции было выяснить, «что в состоянии
природа создавать на севере при столь незначительных возможностях, какие ей там
представляются». Бэр на берегах Маточкина Шара и западного побережья Южного
острова собрал богатые ботанические и геологические коллекции, провел
собственные метеорологические наблюдения, сопоставляя которые с данными
Пахтусова, пришел к выводу о разнице в климатических условиях по обоим морским
побережьям Новой Земли, что объяснил различиями в ледовом режиме омывающих
морей. С его легкой руки определение Карского моря в качестве ледового погреба
превратило последнее на многие десятилетия в пугало для моряков. Тем не менее
именно Бэр первым показал необходимость оценки взаимодействия суши, моря и
атмосферы при характеристике не только Новой Земли, но и других полярных
архипелагов.
|