Проводник идет дальше. Володя и Саша, поглядывая на
кабаргу, обращаются ко мне: «Может, он вас послушает?» Я отрицательно машу
головой: «Брать не будем». Все и так уже ясно. Пока шел спор, я потрогал
животное. Труп холодный! Кабаргу не могли задрать только что пробежавшие
собаки. Она погибла от соболя. Это понятно по характеру ее раны. Я знаю, что
Григорий человек «сам себе на уме» и решил посмеяться над неразбирающимися в
охотничьем деле друзьями.
Выходим на лед ключа, падающего в Малый Сигач, и, идя
по нему, устремляемся к обрыву-ледопаду метров пятнадцати высотой.
Справа — крутейшие утесы, слева — заснеженные горы. Свежий медвежий
след, тянувшийся параллельно нашему пути, уходит по карнизу правого берега
куда-то вверх. Нам с оленями там не пройти.
Осторожно приближаемся к краю обрыва. Внизу опять
виден медвежий след. Значит, мишка все-таки обошел ледопад и умудрился
спуститься вниз. Нужно искать выход и нам.
Отошли метров сто назад и, проваливаясь в глубокий
снег, стали карабкаться на левый берег, он более пологий. Опять натолкнулись на
очень крупный след топтыгина. Следы этих хищников тянутся к Сигачу. Собаки
куда-то исчезли, только один Григорий говорит, что слышит их слабый лай: «В
ключе они, за медведем пошли».
Начинает темнеть, и мы не имеем возможности
отвлекаться охотой. Нужно успеть дойти до места остановки, где есть корм для
оленей. Последний участок идем очень быстро и останавливаемся в километре от
реки Сигач. Наступила темнота: ведь уже половина одиннадцатого.
В этот день удалось пройти только двенадцать
километров. Уж очень сложен маршрут — горы и глубокий снег. Уморились
ужасно. Поскольку все чаще и чаще стали встречать медвежьи следы, сегодня утром
я решил идти вперед еще до выхода каравана. Разминуться нам никак нельзя, так
как идти будем по льду реки Сигач.
Взял рюкзак с бутербродами, фотоаппарат, ружье и
побрел. Пытался заманить с собой и собак, но несмотря на то, что на всем пути я
их усиленно подкармливал, они за мной не идут.
Слепит речной лед. Иду, соблюдая осторожность: во льду
начинают появляться трещины.
Шел так часов до пяти вечера. За это время встретил
лишь двух быков — маралов, неторопливо пробежавших метрах в сорока от
меня.
Часов в семь на мой костерок пожаловали Акол и Узнай,
а еще через четверть часа подошел и караван. Не задерживаясь, проводник уводит
оленей на противоположный берег: «Там стоянка есть». Мы уже привыкли, что
стоянкой Григорий называет пригодное для кормежки оленей место.
И действительно, мы увидели кострище, жерди шалаша, а
потом и великолепный участок предгорья, покрытый пушистым ягелем.
…Уже совсем стемнело, а мы все угощались добычей
Григория — крупными хариусами.
Утром я договорился с друзьями, что опять пойду вперед
и остановлюсь не позже пяти вечера на левобережной тропе.
Этот участок оказался очень тяжелым. Узкое ущелье с
высокими берегами покрыто непролазной чащей. Временами из-под глубокого снега
на проталинах показывается звериная тропа, но затем снова уходит под снег. И
все-таки ее не потеряешь. Я иду по следу медведя, который тоже имеет привычку выбирать
дорогу попроще и движется точно над заваленной снегом тропой. В одном из
пересекающих дорогу ключей его след круто сворачивает в гору. Теперь нам не по
пути. Уже далеко за полдень на тропе появляются огромные отпечатки. Очень
могучий экземпляр. Медведь идет в нужном мне направлении, и я устремляюсь за
ним. Но через полчаса и он уходит в гору.
В пятом часу вечера я решил остановиться. Тропа так
высоко над рекой, что в просвете между деревьями мне виден только провал ее
ущелья. А само русло где-то внизу. Разжег костер и съел свой бутерброд.
Маловато, но скоро должны появиться товарищи. Клонит в сон. На свежем воздухе и
аппетит и сон прекрасный.
|