Непрерывно лил дождь, и единственным утешением для нас
было то, что здесь началась тропка, обозначенная затесками. До жилья теперь не
более пяти дней пути.
На рассвете семнадцатого июня форсировали Прямой
Казыр.
Переправа нам доставила несколько тревожных мгновений.
У Дворкина — он самый рослый и шел в «стенке» выше по течению, свело ноги
от студеной воды. Нашу «стенку» стало сносить. Но все кончилось благополучно.
Через три часа достигли реки Большая Кишта. Тропа
подвела нас к построенному еще в 1941 году для нужд существовавшего в то время
в Тофаларии соболиного заповедника «Чертову мосту». Внешне он вроде бы еще
крепок. На многочисленных затесках поломанных перил масса надписей туристов,
местных жителей. Например: «Мост испытан. Переведена лошадь и олень». Но наш
проводник предупреждал, что ему пора уже рухнуть. Не без опаски мы его покачали.
Выдержит ли? Потом стали переходить. Под мостом ад. На глубине в двадцать пять
метров в узком каменистом ущелье теснился и рвался на свободу бешеный поток.
Шесть метров идем по бревнам моста и облегченно вздыхаем. Снова на твердой
земле.
За следующий день удалось пройти всю Кишту. Миновав
колоссальные поля черемши, не без труда вскарабкались на перевал. Как же быстро
меняется обстановка! Весна-то шла вместе с нами! В местах, где двадцать дней
назад лежала толща снега, теперь зеленело, краснело, белело сплошное море
цветов. Сколько тут жарков и аквилегий! За 19 июня, последний день похода, мы выжали
из себя все. Прошли 35 километров!
В 5 часов вечера впереди показался Гутаринский
аэродром. Пошли в магазин. Нельзя сказать, что нас терзал голод. Это чувство
уже притупилось. Ведь сегодня кончились пятнадцатые сутки перехода, за которые
мы прошли более двухсот километров. Купив всего необходимого, мы по старой
памяти зашли к Геннадию. Мать Геннадия поила нас парным молоком. Здесь мы
впервые рассмотрели, как сильно изменились наши лица. Вениамин и Володя опухли
от голода, а я ужасно исхудал.
Александр Иванович Щекин председатель колхоза и
совершенно незнакомые люди предлагали помочь деньгами. Мы с благодарностью
отказались. До Нижнеудинска хватит, там получим переводы.
У меня, да и у обоих моих друзей, на душе было как-то
неспокойно. По Казыру проплыть насквозь, как планировали, не удалось. Это
чувство отравляло даже благополучный исход наших странствий.
Наши рассказы об увиденном, пережитом интересовали
жителей Гутары. Тофалары не плавают по рекам, а соболюют только до Ванькиной
избушки и прилегающей к ней местности. Ниже этого угодья они Казыр не знают.
Григорий Иванович Тутаев — наш проводник,
оказывается, тоже набедовал при возвращении, чуть не утопил оленей в Левом
Казыре и вынужден был трое суток ждать спада воды. Возвращаясь же домой, он
добыл медведя.
В воскресенье, а часто и в понедельник самолеты в
Гутару не летают. Мы ловили хариусов, знакомились с жизнью и бытом гутаринцев.
Рассказывая о соболевках и белковании, нам говорили: «Когда начинается сезон,
соболевать уходят все, даже председатель. Заработки хорошие. За соболя нам
платят от 170 до 1200 рублей (в старых деньгах), в зависимости от качества
шкурки: чем темнее, тем дороже. За белку — по десятке, за мясо
зверя — по четыре рубля за килограмм…».
Уже когда ехали в поезде, Вениамин Глебов пошутил:
«Вот и кончился наш отдых. Выйдем на работу, начнем отдыхать от отпуска».
В этом походе мы много увидели, немало узнали.
Испытали свои характеры в борьбе с силами природы. Отсутствие в продаже
подробных карт заставило нас исследовать Казыр «на ощупь», но мы ни о чем не
жалели. То, что искали, мы нашли. Уезжая из этого замечательного края, мы
чувствовали себя альпинистами, едва избегшими сорвавшейся лавины. К сожалению,
мы не взяли намеченную вершину, но ведь любая дорога начинается с первого шага.
|