Каждый мамонт, особенно старый,
взрослый, представлял собой, как и морж, гору мяса, а вдобавок жира и шерсти.
Бивни его, как и клыки моржа в Арктике, служили превосходным материалом для
орудий труда и
оружия. Шкура
могла с успехом покрывать жилище. На этом экономическом базисе закономерно
возвышалась одинаковая многоярусная надстройка. Это была сходная социальная
организация оседлых общин с одинаковым руководящим положением женщины-матери,
образ которой явно занимал центральное место также в верованиях и в искусстве.
Таково материалистическое решение
загадочного сходства культуры палеолитического человека и нынешних эскимосов.
Что же касается сибирских находок —
конкретно в Мальте и ее двойнике — Бурети, то дискуссия об их происхождении
начата была основоположником марксистской науки о палеолите, нашего советского
палеелитоведения, академиком П. Ефименко. Именно он своим опытным и изощренным глазом первый увидел в
каменных изделиях из Мальты и Бурети нечто принципиально новое.
В находках И. Савенкова при
раскопках на Афонтовой Горе в Красноярске или в материалах, собранных Б.
Петри при раскопках на Верхоленской Горе в Иркутске, абсолютно преобладали
массивные крупные орудия из расколотых речных галек. Это была более чем на 50
процентов выраженно галечная индустрия. Здесь же, в Мальте и Бурети, преобладали мелкие орудия,
сделанные из отщепов и пластин. И эти мелкие орудия поразительно близки к тому,
что тот же Ефименко нашел при раскопках на Украине, на Черниговщине, в Мезине.
Ему, тонкому знатоку мирового палеолита, человеку с колоссальной эрудицией,
пришли в голову и более далекие западные аналогии, в первую очередь французские!
Кроме каменных орудий, также не
сибирский, а чисто европейский облик имеют и замечательные художественные
изделия Мальты и Бурети: в первую очередь женские фигурки, вырезанные
кремневым резцом из бивня мамонта.
Конечно, в искусстве
палеолитических охотников из Мальты и Бурети много своего, специфического.
Например, таковы скульптуры летящих водоплавающих птиц, скорее всего гагар.
Таких птиц нет ни в каком другом собрании предметов палеолитического искусства,
они не публиковались ни одним исследователем как в Западной, так и в Восточной
Европе. Таковы и одетые, а не обнаженные, как в европейских палеолитических
местонахождениях, женские статуэтки.
Но ведь и в самой Европе, в том
числе и в России, на разных памятниках явственно выступает специфический
«почерк» древних скульпторов. На общей основе реалистического творчества
мастеров ледниковой эпохи обнаруживаются свои, местные традиции, собственные
школы. Что же удивительного, что такая школа со свойственными ей особенностями
стиля существовала на берегах Ангары 20 тысяч лет назад, одновременно с
мезинской на Украине или костенковской на Дону?
Как все-таки возникла культура
Мальты и Бурети: в результате проникновения
на восток группы палеолитических охотников? Или, напротив, она произошла на
месте на основе влияния сходных природных и социальных условий? Конвергентным
путем? Прав ли был П. Ефименко, прослеживая тонкие, но явственные нити, которые
ведут на Запад, на Дон и Днепр? Или же правы те, кто видит здесь конвергенцию?
Так думает, например, крупный знаток палеолитического
человека и его культуры О. Бадер. К тому же склоняется историограф палеолита
Сибири В. Ларичев.
Понятно поэтому волнение, которое
овладело специалистами, когда они увидели новые находки, притом именно там,
где можно было скорее всего встретить своего рода временную остановку,
передышку палеолитических путешественников, переселявшихся с. Запада на Восток.
Это произошло между нынешними Иркутском и Свердловском, в старом русском
городе Ачинске.
Заслуга открытия Ачинской
палеолитической стоянки целиком и полностью принадлежит энтузиасту-геологу Г.
Авраменко.
|