Писатель М. Александров, посетивший Иркутск в 1827 г., рассказывал об одной из своих встреч на вечере у начальника иркутского адмиралтейства. Здесь присутство­вали    преподаватель монгольского языка и русской словесности в семинарии, полковой капельмейстер, живописец — бывший воспитанник Петербургской академии художеств, отставной     чиновник, попавший в опалу  «за  возмутительные мысли о современных действиях местной власти», алеут или креол, недавно вернувшийся из русских поселений на Аляске. Присутствовавшие на ве­чере вели беседу о литературе, музыке, сибирском наречии и народ­ной песне, затрагивали вопросы воспитания молодежи.

Во время этой беседы М. Александров услышал стихотворение одного из местных поэтов, который в сатирических тонах изобра­зил общество купцов и чиновников, противопоставляя людей «звон­кой монеты» и «приказных» людям мозольного труда, имевших своим девизом «труд, а не обман». Неизвестный поэт писал:

У нас пока в Сибири два предмета:

Мозольный труд и деловой расчет.

Всем нужен хлеб да звонкая монета,

Так любоэнание кому на ум пойдет!

Атмосфера погони за наживой создавала неблагоприятную об­становку для развития «любознания», но не могла заглушить стрем­ления к просвещению, живого интереса к литературе, науке, искус­ству.

Сибирское общество состояло не только из купцов, сидевших, «как филин, на прилавке», поглощенных погоней за звонкой моне­той, и приказных — чиновников, которые наживались за счет взя­точничества, казнокрадства и других темных дел. Большинство си­бирского общества составляли крестьяне, ремесленники, работные люди. Народ, создававший материальные ценности, принес в Си­бирь, сохранил и распространил здесь разнообразные произведения устного народного творчества: былины, песни, сказки, пословицы и поговорки — афоризмы житейской мудрости. Такие произведения возникали и в самой Сибири. Народ хорошо знал природу своего края, любил ее, помогал ученым исследовать природные богатства Сибири, открывал месторождения полезных ископаемых. Народ был «практическим агрономом» и рудознатцем. В Сибири находи­лось много бывалых людей из разных концов России. От них сиби­ряки получали разнообразные сведения о стране. Они сами быва­ли во многих местах во время ямщины и принимали участие в мор­ских «вояжах» — плаваниях по Великому океану. Наконец, народ стал приобщаться к грамоте и ценить ее. Он не чуждался нового, если видел в нем полезное, и воспринимал его. Народу были близ­ки «мирские» — общественные — интересы, он протестовал и бо­ролся против произвола. Русский народ оказал плодотворное влия­ние на народы Сибири.

Самодержавие тормозило развитие народного просвещения, пре­следовало передовых деятелей культуры и общественной мысли, оно использовало сибирскую каторгу и ссылку для расправы со своими политическими противниками. Но передовая культура через поли­тических изгнанников проникала и в Сибирь.

Живой интерес к просвещению, литературе и науке проявляла сибирская разночинная интеллигенция: учителя, медики, землемеры и навигаторы, горные инженеры и техники.

«Огонек грамотности в Сибири долго горел и не разгорался под семейными кровами», — писал историк П. А. Словцов.

Грамота проникает в Сибирь одновременно с появлением рус­ских в «сибирских землицах». Еще среди казаков Ермаковой дру­жины были грамотеи, умеющие читать и писать. Через несколько лет после смерти своего атамана они составили письменные показа­ния о походе в Сибирь. В XVII и начале XVIII вв. в Сибири под­визались такие люди, как Савва Есипов, составивший повествование «О Сибири и сибирском взятии» (Есиповская летопись), и Семен Ремезов (1662—1715   гг.) — талантливый   архитектор,   художник, географ, историк, писатель. «Отписки» и «скаски» служилых людей и другие документы написаны живо и образно, но грамотных людей было немного, они учились не в школах, а у отдельных грамотеев.

Чем больше заселялась и осваивалась Сибирь, тем сильнее испытывалась нужда в грамотных людях для хозяйственных, админи­стративных и даже дипломатических целей. Эти нужды не могло удовлетворить домашнее обучение, возникла необходимость в школах.

Первая школа в Восточной Сибири возникла в 1725 г. Она была учреждена по указу Петра I при Иркутском Вознесенском монасты­ре (в шести километрах от города), в нее набирали для обучения де­тей духовенства. Главная задача этой школы заключалась в подго­товке переводчиков с монгольского языка, а также миссионеров для распространения христианства среди бурят и монголов. Офи­циально школа называлась мунгальской.

Одновременно с монгольским языком в школе при Вознесен­ском монастыре обучали русскому и церковнославянскому чтению и письму. Школа стала называться монголо-русской. Преподавание в ней монгольского языка продолжалось до 1737 г., т.е. 12 лет, а затем было прекращено. В сороковых годах XVIII в. она была преобразована в латино-русскую школу. Эта школа имела узко цер­ковные цели. Она готовила чтецов, певцов и знатоков церковного устава. Большинство ее воспитанников впоследствии становились церковнослужителями.

До 1754 г. в самом Иркутске не было учебных заведений. «В го­род. от купечества школ никаких не учреждено и оных не состоит, а обучают своих детей словесно грамоте у разных, а особенно у ду­ховных чинов», — сообщали иркутские старосты земских дел. Дети купцов и чиновников обучались домашним способом: их отдавали на выучку отдельным грамотеям, обыкновенно из духовенства. Для большинства же населения грамота была недоступна.

Первая светская школа, возникшая в Восточной Сибири, была «е общеобразовательной, а профессионально-технической.

Необходимость измерения и межевания земель в Сибири, а так­же развитие судоходства вызывали потребность в подготовке земле­меров и навигаторов. Для этой цели было решено учредить в Ир­кутске и Нерчинске «навигацкие» школы для обучения геодезии и навигации. В 1753 г. сенат предписал Иркутской провинциальной канцелярии открыть эти школы «для введения в Иркутске, а боль­ше в Нерчинске навигацкой науки». В школах полагалось обучать геодезии и навигации детей чиновников, а также «дворянских, сыновей, боярских, морских, адмиралтейских, солдатских и казачьих сы­новей».

В 1754 г. для обучения навигационным наукам были назначены в Иркутскую школу три учителя: прапорщик Афанасий Семыгин, Иван Бритов и учитель геодезии поручик Юсупов, прибывший с подмастерьем (помощником). С их прибытием школа была открыта. В 1754 г. в Иркутской навигационной школе обучалось 32 ученика. Из них обучавшиеся арифметике получали по копейке в день и по четверику (36 фунтов) муки в месяц, обучавшимся «грамоте—чи­тать и писать» платили по полкопейки в день и по четверику муки. Ученики «от малого жалованья и провианта терпят крайнюю нуж­ду». По предложению учителя штурмана Гаврилова жалованье й провиант были немного увеличены: каждому ученику выдавали по 2 копейки в день, месячный провиант мукой и по гарнцу круп. В 1758 г. годовое жалованье ученику было утверждено в 6 рублей. Каждый из учеников получал обмундирование на четыре года: кафтан, камзол, две шляпы с галуном, лосиные штаны, по паре ру­башек и чулок. В Петербурге были закуплены книги по геодезии и навигации. Школа укреплялась, и в 1758 г. был произведен первый выпуск: окончило 11 человек, получивших должности геодезистов. В этом году увеличилось количество учителей: кроме специальных предметов, предусмотренных в сенатском указе 1753 г., введен обучение грамматике и иностранным языкам.

Круг занятий геодезистов был довольно широк. Они назнача­лись в Нерчинскую секретную экспедицию для описания Амура и пограничных земель, земельных угодий, пригодных для заселения. Геодезисты служили штурманами в Охотском порту, на казенных и частных судах, принадлежавших купцам и купеческим компаниям для промысла на островах, «открываемых в Восточном океане». Наконец, геодезисты и ученики описывали земли в Якутске, а так­же по Алдану и Мае.

С 1756 г. по 1768 г. из Иркутской навигационной школы вы­было 142 человека. Одни из них окончили ее, другие выбывали до окончания. Окончившие были назначены переводчиками с японского языка («японские переводчики»), штурманами в Охотск, в «горные чины», в подмастерья на ластовые суда, в секретную экспедицию флота капитана Креницына, в канцелярию Нерчинского горного начальства, геодезистами в Охотск и Анадырь. При остром недо­статке образованных и вообще грамотных людей, окончивших гео­дезическую и навигацкую школы, назначали не только для заня­тий по специальности, но также по горной, канцелярской и даже медицинской части. Учеников, не окончивших школу — «непонят­ных», «нерадивых», — назначали в солдаты и казаки.

Из окончивших школу в 1777—1778 гг. 20 были назначены в морской флот, 3 на казенные суда в Охотск, 6 — подштурманами, 2 — на компанейские (купеческие) суда. Вместо выбывших прибы­вали новые ученики, но число их уменьшалось. В 1784 г. осталось геодезистов 54 и навигацких учеников 12. В этом году управление школой было поручено губернскому землемеру. С 1784 г. по 1805 г. окончило Иркутскую геодезическую и навигацкую школу 48 че­ловек.

В 1805 г. Иркутская навигацкая и геодезическая школа была включена в состав Иркутской гимназии. Геодезистов и навигацких учеников перевели туда «для распределения в классы». В числе гео­дезистов «были старики, 80 и 90 лет отроду имевшие».

Директор гимназии определил часть геодезистов в учителя и смотрители, а прочие «вышли уже из возраста». Было решено не­способных к наукам» определить в другой род службы, а остальных направить губернскому землемеру и архитектору «по способностям для службы».

Обучавшиеся геодезии под наблюдением губернского землемера назывались «геодезическим юношеством» или «учащимися геодези­ческого состояния чертежными юношами». Они разделялись на подканцеляристов и геодезии учеников. Обучались грамматике, ло­гике, арифметике, геометрии, геодезии, копированию и составлению планов, рисованию. Экзамен производился публично в губернской чертежной. В 1812 г. «чертежными юношами» были скопированы, кроме планов земельных угодий в сельских местностях, генеральные карты Иркутской губернии, Японии, вид города Охотска, «три кар­ты новооткрытым в Ледовитом море островам», «сочинен вид горы Хамар-Дабан».

В апреле 1813 г. было утверждено сибирским генерал-губернато­ром новое положение о «геодезическом юношестве». По этому поло­жению геодезисты и ученики находились в подчинении у губерн­ского землемера. Первые занимались в чертежной копировкою карт и планов, а также посылались в помощь уездным землемерам, вто­рые обучались   специальным и  общеобразовательным   предметам.

«По знаниям и способностям» геодезисты и ученики разделя­лись на четыре разряда («класса»): 1) «землемеровы помощники», способные по своим знаниям в теории и практике к замещению должности землемера (из них замещались вакансии уездных земле­меров); 2) старшие геодезисты, из которых после предварительного испытания замещались вакансии землемеровых помощников; 3) младшие геодезисты, обученные геометрии и арифметике, «спо­собные к одной копировке карт и планов»; 4) геодезические учени­ки, обучавшиеся арифметике, геометрии, копировке карт и планов.

В «геодезическое состояние» принимались дети землемеров и офицеров.

Для обучения практике старших геодезистов губернский земле­мер отправлял их с опытными землемерами по уездам. Для млад­ших геодезистов назначался учитель — практик из землемеровых помощников. Общеобразовательным предметам младшие геодезисты обучались в губернской гимназии. Через каждые полгода произво­дились публичные испытания. Из землемеровых помощников на­значались также учителя. В 1813 г. были назначены «по отличным талантам» два учителя: математических наук и российской словес­ности и «изящных наук». Третьим учителем был назначен отстав­ной землемер «для учения снятию ситуации и межеванию с истол­кованием межевых законов». Учитель российской словесности геодезист Голубцов до назначения на эту должность обучался «с наилучшим успехом» арифметике, геометрии и тригонометрии, логике, психологии, риторике, политической экономии, праву, эсте­тике и российской словесности, естественной истории, технологии, коммерции, всеобщей и российской географии и истории, француз­скому и немецкому языкам.

Значение Навигацкой и геодезической школы заключается в том, что она положила начало светским училищам в Восточной Сибири и была здесь первым профессионально-техническим учебным заведением. Воспитанники школы способствовали изучению, описанию, картографированию многих местностей Сибири и развитию море­плавания.

В 1781 г. начались занятия в Иркутской «градской граждан­ской школе».

В 1782 г. в школе было 3 учителя и 143 ученика. Из них к 1785 г. осталось 70 человек. Они, как сообщал иркутский городской голова Мыльников, «выучились совершенно читать, писать, истол­кованию христианского закона, арифметике, геометрии».

В 1789 г. на основании нового положения об училищах в Ир­кутске учреждаются малое и главное народные училища. Первое представляло собою начальную школу, второе — школу повышен­ного типа, имевшую 4 класса. В главном народном училище обуча­ли русскому языку, арифметике, гражданской истории, географии, естественной истории, геометрии, архитектуре, механике, физике, латинскому языку. В 1790—1793 гг. в целях подготовки перевод­чиков для торговых, дипломатических и военных надобностей на Востоке вводилось преподавание монгольского, китайского, маньч­журского и японского языков, но в 1794 г. обучение этим языкам прекратилось. С 1799 г. началось обучение немецкому и француз­скому языкам.

В 1789 г. в главном народном училище обучались 108 человек, из которых детей чиновников и купцов — 56, мещан — 52.

В 1791 г. в Иркутске было пять училищ: духовная семинария, навигацкое, японское, гражданское и гарнизонное училища.

В духовной семинарии обучались богословию, философии, крас­норечию, «стихотворению», географии, греческому, латинскому, французскому и немецкому языкам. Число учащихся превышало 100 человек. Духовная семинария занимала только что отстроенное каменное здание в два этажа (по тому времени оно считалось огром­ным). Обучались в семинарии почти исключительно дети духовен­ства, и она подготовляла священников и дьяконов для обширной иркутской епархии, учрежденной в 1707 г.

В навигацкой школе 50 учеников из офицерских, солдатских и матросских детей обучались арифметике, геометрии, тригонометрии «плоской и меркаторской», навигации, сферике, астрономии, «круг­лой навигации и геодезии».

В гражданской школе «обучаются дети купеческие и мещанские грамоте, письму, арифметике и закону». Гражданская школа соот­ветствовала малому народному училищу.

Японское училище предназначалось для обучения японскому языку в торговых и дипломатических целях.

В гарнизонном училище солдатские дети обучались «грамоте и начальным основаниям арифметики».

Несмотря на то, что в XVIII в. огонек просвещения в Иркутске горел еще слабо, город в условиях того времени становился очагом культуры в Восточной Сибири.

Путешественник ботаник Сивере, проезжавший через Иркутск в 90-х годах XVIII столетия, называл его «большим и наиболее важным» после Тобольска городом в Сибири. Он отметил, что в-городе, имеющем около 20 тысяч жителей, насчитывалось до 2800 домов, среди которых встречались красивые здания, в том числе большой гостиный двор. В Иркутске имелись семинария, народная; школа, маленькая библиотека, Натуралистический музей, «театр,, созданный для воспитания юношества». Сивере писал:

«Особенное влияние на молодежь оказывает сцена. — Сцена? — слышу я вопрос. — В этой отдаленной стране? — Да, именно! и еще больше должны вы удивляться, когда я скажу вам, что акте­ры — это местные уроженцы, которые за всю свою жизнь не виде­ли ни одного театра, но однако игра их очень мила и музыка не­неприятна, так как в Сибири все военные начальники заставляют своих военных музыкантов ежедневно заниматься и, кроме того, от времени до времени получают из России новых музыкантов.»

В конце XVIII в. в Иркутске на любительской сцене ставили пьесы Сумарокова и старинную оперу «Мельник, колдун, обманщик и сват».

В 1785 г. в Иркутске открылась первая в Восточной Сибири публичная библиотека. Для нее было выстроено двухэтажное зда­ние на средства, собранные лицами, сочувствующими этому делу. К началу 1783 г. в библиотеке насчитывалось 1304 названия книг, собранных, главным образом, путем пожертвований. Книги разре­шалось брать для прочтения всем желающим, но круг читателей при малом еще распространении грамотности   являлся  ограниченным»

К 1800 г. библиотека перешла в главное народное училище, а затем передана в Иркутскую губернскую гимназию.

Иркутяне имели тетради-сборники, в которые вшивали неболь­шие печатные издания и переписывали прозаические и поэтические произведения. Одна из таких тетрадей озаглавлена «Собрание раз­ных сочинений в стихах и прозе» (1790—1812 гг.). Эти тетради, сборники показывают, что образованные иркутяне читали сочине­ния виднейших русских писателей XVIII в.: М. В. Ломоносова, Н. И. Новикова, Г. Р. Державина, И. И. Дмитриева, В. В. Капни­ста, Сумарокова — и тогдашнюю периодическую литературу, напри­мер, «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие». Это было серьезное издание, содержащее разнообразные статьи по естествознанию, географии, истории, философии, литературе. Ряд статей посвящен был Сибири. В Иркутске получали первое сибир­ское периодическое издание — журнал «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», издававшийся в Тобольске в 1789—1791 гг.

У Г. Р. Державина были в Иркутске свои почитатели и друзья. Они подарили ему в знак своей признательности соболью шубу и бобровую шапку. В Иркутском художественном музее хранится большой портрет Г. Р. Державина, подаренный им своим иркутским почитателям. Какой-то местный художник пририсовал к первому варианту портрета, написанного масляными красками, общий вид Иркутска. В начале XIX в. Державин был в Петербурге заступни­ком за иркутян, притесняемых сибирскими сатрапами — генерал-губернатором Иваном Пестелем и губернатором Трескиным. Дер­жавин и Дмитриев составили стихотворные тексты для памятника на могиле «Росского Колумба» (выражение Державина) Г. И. Шелихова.

Некоторые иркутяне были знакомы и с иностранной литерату­рой. В тетради «Собрание разных сочинений в стихах и прозе» вшиты печатные издания стихотворений на французском, греческом и латинском языках. В другом рукописном сборнике конца XVIII столетия тщательно переписаны краткие прозаические сочинения философского и сатирического характера, в том числе переводы с немецкого.

В Иркутск проникали сочинения французских просветителей XVIII в. На средства, ассигнованные Российской академией наук (2000 рублей), для публичной библиотеки в Иркутске было при­обретено значительное количество книг на русском, французском и немецком языках. Среди книг был полный комплект знаменитой энциклопедии «Словарь наук, искусств и ремесел», составленной вы­дающимися французскими философами и учеными XVIII в.— идеологами передовой буржуазии того времени.

В иркутских школах обучались восточным языкам. В 1790 г. при главном народном училище были открыты классы монгольского (обучалось 32 ученика), китайского и маньчжурского (27 человек) языков. В 1792 г. в связи с первыми попытками установить регу­лярные торговые сношения с Японией открылся класс  японского языка. Для его преподавания было приказано назначить двух япон­цев, спасшихся от кораблекрушения при Алеутских островах. Эти японцы приняли христианство, получили русские имена и фамилии и остались на постоянное жительство в Иркутске.

Еще в русско-монгольской школе при Иркутском Вознесенском монастыре, открытой в 1725 г., использовались при обучении руко­писные книги на монгольском языке, в том числе знаменитый па­мятник монгольского эпоса «Гесериада». В Иркутск поступали ки­тайские книги и деловые бумаги. В казенных училищах и частным образом подготовлялись толмачи — переводчики с монгольского и китайского языков. Потребность в людях, знающих эти языки, воз­растала по мере развития торговых и дипломатических отношений России с Китаем и Монголией.

Грамотные сибиряки проявляли живой интерес к книгам и цени­ли их. Например, на книге, принадлежавшей иркутскому посадскому человеку Ф. А. Попову (1762 г.), имеются любопытные замечания читателей: «Правда и я хвалю сию книжицу, хотя и не велика, токма ума много набита»; «Читал генеральский служитель Никифор Попов. Весьма хорошо и полезно»; «Весьма я доволен сею книгою».

Кроме публичной и школьных библиотек, в Иркутске имелись частные собрания книг и рукописных сборников у учителей, чинов­ников* купцов и мещан. Книги передавались потомкам. В одном и том же сборнике переплетались рукописи и печатные издания раз­ных периодов.

В 1785 г. в Иркутске была открыта типография.

До выхода первой местной газеты «Иркутские губернские ведо­мости» (1857 г.) типография печатала циркуляры, распоряжения и отчеты местных государственных учреждений.

Одновременно с публичной библиотекой в Иркутске возник пер­вый в Восточной Сибири музей. Задача «музеума» заключалась в том, чтобы собирать и сохранять «все естественные произведения здешнего края, иметь модели разных земледельческих орудий, физи­ческие инструменты, употреблявшиеся в Охотском море и озере Байкал». Устройство музея было поручено члену Академии наук Эрику Лаксману и корреспонденту Академии А. М. Карамышеву.

Эрик Лаксман (1737—1796 гг.) известен как талантливый ми­нералог, химик и ботаник. Уроженец Финляндии, он в 1762 г. пере­ехал в Петербург, а через два года отправился в Сибирь для изу­чения природы этого края. Сначала Лаксман поселился в Барнауле, откуда совершал поездки с научной целью до Кяхты и Нерчинска. Некоторое время Э. Лаксман служил в Академии наук, затем сно­ва отправился в Сибирь. Он занимался натуралистическими иссле­дованиями в Нерчинском горном округе, затем жил близ Иркутска и часто бывал в городе. Э. Лаксман открыл употребление глауберо­вой соли для производства стекла и основал Тальцинскип стекло­делательный завод. Лаксмансм было открыто несколько месторож­дений минералов в Прибайкалье, затем по Лене и Вилюю. Он соста­вил ценные ботанические и минералогические коллекции. Они легли в основу музея Петербургского горного института и Иркутского музея. В этот музей поступила также коллекция минералов, собран­ных маркшейдером Губановым в Барнаульских рудниках. Кроме того, музей пополнился за счет отдельных поступлений.

Читать дальше