В самом конце войны по лондонскому радио выступил
норвежский лейтенант. Он только что вернулся с севера своей страны, где воевал
бок о бок с русскими, освобождавшими норвежскую землю. Запись его выступления сохранилась.
— Я перешел границу ночью вместе с русским
солдатом, — рассказывал лейтенант. — Светило полярное солнце. На
опушке леса мы увидели вдруг типичный маленький низенький домик, окрашенный в
красный цвет с белыми кантами по краям. Такого нельзя увидеть ни в одной
стране, кроме Норвегии. Русский засиял, как солнце. «Норвежский дом! —
крикнул он. — Норвежский дом! Твой дом, теперь ты у себя дома, опять
дома!..»
Лейтенанта, выступавшего по лондонскому радио, звали
Тур Хейердал. Еще не были срублены бальзовые деревья для плота «Кон-Тики», и странному
словосочетанию «Аку-Аку» суждено было появиться на книжных обложках немало лет
спустя.
Лейтенант Тур Хейердал рассказал эпизод, относящийся к
Петсамо-Киркенесской операции октября 1944 года. Ее, как мы знаем, осуществили
войска Карельского фронта и моряки Северного флота.
В ходе боев наступавшие части вышли к норвежской
границе, с согласия правительства Норвегии, находящегося в Лондоне, перешли ее
и вскоре начали бой за тщательно укрепленный гитлеровцами Киркенес.
Русский солдат с автоматом в руках, который смотрит
теперь на город с гранитного холма, пришел сюда как освободитель.
О тех днях рассказал Курт Мортинсен, хозяин дома,
давшего мне приют. Он худощав и бледен: тех, кто работает на местном
железорудном комбинате, сразу можно отличить от загорелых, обветренных рыбаков.
Я слышал и раньше, как гитлеровцы хотели угнать
жителей города к Нарвику, но киркенесцы укрылись в штольнях. Немцы пригрозили
взорвать выходы и уже заложили мины, когда подоспели наши разведчики.
Так вот, Курт отсиживался в главной штольне, или, как
ее называли, в тоннеле. Ему было пятнадцать.
В его воспоминаниях не драматическое, а
озорно-мальчишеское восприятие происходившего:
— Стало ясно, что русские близко. Сначала важные
немцы прибежали с женами из капитулировавшей Финляндии в Киркенес. Потом они
стали исчезать и из Киркенеса. Приказ: нам следом за ними. Норвежцы, спасайте
жизнь от нашествия русских варваров, бегите от насилия, безбожья и морального
падения! Немцы попробовали сгонять людей и увозить на грузовиках. После этого
почти все ушли в штольни. Взяли туда же коров и коз. Началась подземная жизнь.
Мы, мальчишки, не считали ее ужасной, было даже интересно.
Перед отходом немцы стали жечь Киркенес.
Появляется альбом. Вот Киркенес в 1935 году: тихий
городок, маленький, нарядный. 1945 год. Торчащие печные трубы, дым, развалины.
Это Киркенес, но так выглядели и Жлобин, и Рогачев, и Белая Церковь, и Нарва.
Почерк один: зона пустыни. В Киркенесе уцелело двадцать шесть домов.
Курт продолжает рассказ:
— В тоннеле мы отсиживались довольно долго. Там
люди умирали и рождались. Внезапно появился русский офицер. Это был лейтенант.
Он сказал что-то по-русски. Нашлись люди, которые знали его язык. Лейтенант
сказал: «Ну, свобода! Теперь вы можете вывесить ваш флаг!» И тогда мы запели
«Да, мы любим эти скалы», а потом «Интернационал». Это был хороший хор!
Если бы не русские, неизвестно, чем бы кончилось там,
в тоннеле. Мины были заложены… И тот, кто побывал в штольнях, никогда не
забудет принести букетик к памятнику на холме.
В Киркенес мы вернемся после того, как побываем в
других северных городах страны. Прилетим сюда из Тромсё и опять пешком перейдем
границу.
Вадсё — недалеко от Киркенеса, на другой стороне
Варангер-фиорда, самого близкого к нашим берегам залива, где могли укрываться
«волчьи стаи».
Маленькое фойе, арендованное у кинотеатра, заставлено
случайной мебелью. Фильм мы будем показывать не на экране, а просто на белой
стене. Киноаппарат поставлен на стол в коридорчике, и там же раздвинута ширма с
куклами.
Гости — здесь, впрочем, мы гости, а зрители хозяева —
рассаживаются кто куда. Это преимущественно рыбаки Вадсё, принарядившиеся для
встречи.
После наших выступлений и просмотра фильма все вместе
сели ужинать. На столе — бутерброды с помидорами, колбасой и сыром. Ароматный
кофе дымился в чашках. Рыбак, который год назад ездил с делегацией в Ленинград,
сказал:
— Мы были на Пискаревском кладбище. Там лежат
более полумиллиона человек. Мы видели у себя в Вадсё много фильмов о войне, и
есть среди них такие, которые оправдывают войны. Мы должны бороться за мир,
чтобы человечество жило.
Потом все спели под аккордеон несколько норвежских и
русских песен. Точнее, мы раскрывали рты и невнятно мычали, пытаясь влиться в
хор норвежцев, а затем роли менялись и мычали уже норвежцы.
|