Фазаны на огородах? Пустяки! Возле лавчонки Даль-торга
видел я охотника со свежей, еще не выделанной шкурой тигра. В Долгом болоте,
левее дороги из Лазаревой в соседнее село Архангельское, водились кабаны,
особенно нахальные и свирепые по весне. В таежных падях Даурского хребта били
медведей.
Лазаревцы стреляли диких коз, не соскакивая с седла,
зимой надолго уходили на промысел, спали в снегах. В общем, жизнь их учила
многому, что позднее так пригодилось лазаревскому парнишке.
Я не был достаточно хорошо знаком с Георгием
Алексеевичем, хотя и встречался с ним как в Арктике, так и в Москве. Он не
отличался разговорчивостью и, как мне рассказывал один из его друзей, мог,
придя к близкому человеку, весь вечер просидеть в уголке над заинтересовавшей
его книгой. Он редко давал интервью, и журналисты предпочитали более
словоохотливых людей.
Полярная биография Ушакова полна событий удивительных
и, обладая несомненным литературным даром, он успел описать лишь некоторые из
них. Мне кажется по-своему особенно примечательной ее начальная страница, годы,
когда молодой Ушаков был начальником острова Врангеля.
Разговаривая с людьми, давно и близко знавшими Георгия
Алексеевича, я, к сожалению, так и не смог установить, были ли ему в молодые
годы известны подробности жизни Нансена среди эскимосов Гренландии. Но можно
предположить, что, принимая в 1926 году важное решение, повернувшее его жизнь,
как компасную стрелку на север, молодой Георгий Ушаков в чем-то следовал
примеру молодого Фритьофа Нансена.
И уж, конечно, тут было влияние Арсеньева с его
любовью к природе и особенно к людям, выросшим срёди природы, умеющим понимать
ее, к людям прямодушным, бесхитростным, далеким и от благ, и от бед, приносимых
цивилизацией.
Для двадцатисемилетнего Нансена, как мы помним, зимовка
в поселке эскимосов оказалась вынужденной. Готхоб, где он с товарищами прожил
шесть месяцев, был старым поселком со сложившимся бытом и постоянной колонией
европейцев.
Ушаков же, которому едва исполнилось — двадцать пять
лет, добровольно отправился на практически необитаемый остров. У него не было
никакого полярного опыта. Вместе с эскимосами, высадившимися на пустынный
берег, он должен был начинать с поисков места для жилья, с возведения крыши над
головой, с добычи зверя. И провел Ушаков на острове Врангеля не одну зиму, а
три долгих года.
Мы знаем далеко не все об этой своеобразной полярной
робинзонаде. Дневники Ушакова о жизни на острове в свое время были опубликованы
лишь в отрывках. Не сразу удалось найти ту их часть, которая долго считалась безвозвратно
утерянной. Сохранились наброски так и не-дописанной Георгием Алексеевичем
большой книги о трех островных зимовках. Только спустя почти десять лет после
его смерти стараниями родных и друзей труд был завершен, книга «Остров метелей»
увидела свет.
Три зимовки на острове — не только важная веха в
биографии полярника, но также памятный эпизод истории закрепления прав, нашего
народа на земли в Северном Ледовитом океане, впечатляющая страница летописи
борьбы за нового, советского человека в Арктике.
Известный в свое время летчик, ныне заслуженный
пенсионер, сказал как-то об Ушакове:
— Знаете, что в нем было главным? Партийный
человек. Люди это чувствовали в нем, верили ему. И он верил людям. Вот почему у
него и получалось на Врангеле как надо. А слышали вы историю с квартирой Кони?
История была такой. Когда Ушаков после полярной
экспедиции приехал с отчетом в, Ленинград, ему дали временное пристанище в
пустовавшем доме незадолго перед тем скончавшегося видного русского юриста
Анатолия Федоровича Кони. Дом был передан на попечение Академии наук: там
имелось много уникальных вещей и ценнейшая библиотека.
И никому даже в голову не могло прийти, что Ушаков,
добрейшая душа, жил в доме не один, а вместе с подобранными на улицах
беспризорными ребятишками. Более того, отлучившись по срочному делу в Москву,
он оставил им ключи от квартиры. Знал, что ребята не обманут его: он верил
людям.
Ушаков принадлежал к поколению, юность которого
совпала с революцией, с гражданской войной. В семнадцать лет, весной 1918 года,
он записался в отряд Красной гвардии. Когда интервенты заняли Приморье, вступил
в партизанский отряд Петрова — Тетерина. В отряде были преимущественно шахтеры
Сучана.
Летом 1919 года отряд, выполняя план, разработанный
Сергеем Лазо, напал на интервентов, занимавших станцию Сица, и сумел прервать
сообщение по Уссурийской железной дороге. Когда позднее партизанские отряды
объединились, Ушаков сражался в рядах 4-го народно-революционного полка на
Амурском фронте. Он участвовал в освобождении Владивостока, стал инструктором
Владивостокского губревкома…
В мирные дни Ушаков сменил несколько занятий. Его
направили было заведовать музеем; он заскучал там, перепросился на
политпросветработу среди шахтеров. В разгар нэпа Ушакова определили в Дальторг:
партия в те годы призывала коммунистов учиться торговать.
Торговать он, кажется, так и не научился: не успел.
Важность правительственного задания, которое в 1926
году получил Ушаков, станет ясной, если вспомнить кое-что об истории острова,
названного именем побывавшего возле него в 1824 году русского путешественника
Фердинанда Врангеля и ставшего почти столетие спустя местом трагедий и авантюр.
|