Заметим, что Г. Шелихов — лишь один из многих, кто в 70-е годы покинул родной дом. Уже в начале десятилетия массы людей были приведены в движение начавшейся войной с Турцией, одно за другим (и еще до Пугачева!) вспыхивают крестьянские восстания, усиливается волна крестьянских побегов — бегут помещичьи крестьяне и крестьяне приписные — с олонецких, уральских, алтайских заводов. Покидают родные места и дворяне, опасаясь мести беглых. Самая ощутимая волна перемещений, коснувшаяся едва ли не половины тогдашнего 17-миллионного населения России, порождена Крестьянской войной — «пугачевщиной», затронувшей юго-восток Европейской России и Урал. Юго-западные губернии и Москва испытали другое — «чумной бунт» и саму «черную смерть».
«Русское войско по вступлению в Молдавию встретило там врага гораздо опаснее турок — чуму,— пишет Сергей Михайлович Соловьев.— В конце лета 1770 года она перешла русские границы, быстро распространилась по Малороссии, начала появляться на границах Великой России, в Севске, Брянске». От Севска до Рыльска — буквально рукой подать!
В 1770 и 1771 годах в губерниях, задетых эпидемией, по воскресеньям одна и та же картина — крестный ход, когда люди с иконами и другими церковными святынями обходят границы своих приходов, возносят молитвы в надежде, что Господь оградит их от неотвратимого несчастья. Не помогали ни молитвы, ни медицина. В сентябре 1771 года московский генерал-губернатор П. С. Салтыков писал: «Болезнь уже так умножилась, что никакого способу не остается оную прекратить... Из Москвы множество народу подлого побежало... дворянство все выехало по деревням».
Вероятно, в 1771 году, после годовщины смерти Аграфены Ивановны и Степана, после смерти в июне двоюродного брата Ивана Афонасьевича — рыльского бургомистра Петра Шелихова глава семьи мог принять решение — отослать старшего сына в Сибирь, подальше от чумы, не только угрожавшей жизни людей, но и нарушившей все торговые связи.
Дома — несчастья, страхи, неуверенность в завтрашнем дне. А в Сибири? Выписки, сделанные во время занятий в «ленинке», позволяют представить, каким контрастом в сравнении с переживавшей чумную эпидемию рыльской округой предстал перед 22—23-летним Шелиховым Иркутск.
«Пушные товары — первая и главная торговля иркутских жителей. Торгуют также и всеми Европейскими и частью Азиатскими товарами, привозимыми из Москвы через Казань и Тобольск, а вторыми из Кяхты и Китая». Шелихов увидел гостиный двор со множеством лавок (потом, через десять лет, будет выстроен еще один и число лавок только в гостиных дворах достигнет 500, а были и другие лавки, вне их!). «Нет недостатка ни в виноградных винах, ни в водках, ни в сахаре и чае, ни в сукнах, полотнах и шелковых материях. Легко можно достать посуду серебряную, медную, оловянную, хрустальную и деревянную всякую. Всякие овощи, закуски, пряные коренья, масла, уксус, спирты, травы, краски и все почти, что только есть в Москве и Петербурге».
«Сей город есть один из наизнатнейших и больших городов в Сибири»,— писал М. Чулков. «Купечества в нем 2864 человека... богатых мещан, купцов и мастеровых здесь много; купцы торгуют в пространном, но деревянном гостином дворе, построенном на берегу реки Ангары...»
Во многом представшее перед глазами молодого человека было неминуемым следствием отмены монополии казны на вывоз пушнины в 1762 году. Резко расширяются масштабы Кяхтинской торговли. Если раньше купцы могли продавать китайцам выделанные кожи, овчину, скот, скобяные товары, то теперь одним из основных предметов торговли становится пушнина.
Торговый бум затронул не только саму Кяхту и Иркутск — китайская торговля активизировала процесс складывания сибирского рынка плюс к этому в торговые операции втягивались жители Тотьмы и Великого Устюга, Москвы и Петербурга, купцы, мещане, крестьяне многих губерний России. В том числе и земляки Шелиховых.
Какая она? Биографы-беллетристы пишут о том, что Шелихов становится приказчиком у своего родственника Ивана Ларионовича Голикова, курского купца, торговавшего в Иркутске. В действительности мы не располагаем документальным подтверждением родственных связей клана Шелиховых и Голиковых. Сохранившийся же до наших дней контракт, согласно которому Григорий Иванович выполняет в Якутии, в Охотске и на Камчатке поручения Голикова, относится только к 1778 году. Единственное документированное известие о начале иркутской биографии Григория Ивановича содержится в эпитафии надмогильного памятника: «...начал торговлю свою во окраинах Сибири в 1773 году...»
Слово оппоненту. Все это весьма интересно; хотя предположение о причине отъезда Шелихова в Иркутск — всего лишь предположение. Но заметьте,— если в предыдущей главе речь шла о детстве, об учебе — это время с конца 40-х по начало 60-х годов XVIII века. А где же 60-е годы, где юность? Из кого все-таки складывался «клан Шелиховых»?
P. S. Уже по возвращении из Курска работа в ЦГАДА с делами Главного магистрата, органа, контролировавшего и определявшего в XVIII веке купеческое самоуправление на местах, выявила, что еще один представитель шелиховского клана покинул в 70-е годы Рыльск. Это был дядя Григория Ивановича — Федор Петрович, взявший в августе 1774 года паспорт для торговли в Москве. Федор Шелихов еще до истечения срока паспорта сумел добиться разрешения записаться в московское купечество.
Отец, брат и сестра, другие родственники — в Рыльске, дядя — в Москве, с ними Григорий Иванович не мог не обмениваться письмами. В переписке Шелиховы должны были обсудить между собой происходившие перемены— возвращение торговли в нормальную колею после чумы и пугачевщины, коснувшееся их введение нового порядка сбора налогов с купцов (1775), новый порядок отбывания купечеством рекрутской повинности (1776).
Может быть, среди писем 70-х годов найдутся фактуры, счета, книги записей и расходов, переписка более раннего времени? Где же искать следы «шелиховского фамильного архива»?
разделении их на гильдии» (ПСЗ. Т. XX. № 14327). Теперь для записи в третью, низшую гильдию надо было иметь не менее 600 руб. капитала, для записи во вторую — не менее 1000, для записи в первую — не менее 10 000 руб.
|