ИРКУТСК
ГЛАВА 3
Время в дороге — к примеру, в поезде,
идущем из Курска в Москву,— течет быстрее в размышлениях над рабочими
тетрадями. Это и новые попытки представить эпизоды биографии Шелихова, и выбор
дальнейших путей поиска.
О чем же мог написать отцу Шелихов в своих
самых первых письмах из Иркутска?
О большом и красиво расположенном на
берегу Ангары городе с величественными каменными церквями, но в основном
застроенном тесноватыми деревянными домиками.
О том, что в Иркутске только-только
начинают выкладывать на улицах деревянные тротуары «в одну теснину», а тех
домовладельцев, кто этого не делает, бьют плетьми у ворот собственных домов.
О том, что в Иркутске впервые сделана
прививка оспы и ходят слухи об открытии специального оспопрививательного дома..
Вероятно, он написал о своих первых
визитах и о том, насколько его поразило, что почти в каждой купеческой семье
пьют чай из китайского фарфора и на китайских тарелках подают десерт из
китайских фруктов и конфет, что в домах множество китайских украшений — картин,
написанных цветной тушью на шелке, ваз и статуэток. (Может быть, и какое-то из
своих писем он написал не чернилами, а тушью, что было принято в 70-е годы в Иркутске.)
Первые иркутские впечатления должны были
отразить и постоянные темы разговоров иркутян. Иркутск жадно ловил слухи южные
— из Кяхты, но не менее жадно — восточные, с тихоокеанского побережья, откуда
привозились наилучшие меха для продажи в Китай и другие места. «Восточное
море» — северная часть Тихого океана, Камчатка, Америка — эти названия были на
языке у всех.
Приехавший в Иркутск Шелихов, несомненно,
застал совершенно особую волну «восточных слухов» — иркутяне обсуждали
случившееся на Камчатке в апреле 1771 года.
Это был знаменитый бунт Беньовского, когда
в Большерецком остроге политические ссыльные, соединившись в заговор с местными
жителями и с работными людьми промысловой компании купца Холодилова, добывавшей
пушнину на тихоокеанских островах, внезапно напали на комендантскую канцелярию
и, сломив сопротивление местной солдатской команды, сделались обладателями денежной
и провиантской казны, оружия и даже морских судов.
В письмах Шелихова к отцу должна была
промелькнуть фраза, подобная той, что мы находим в письме Фонвизина Петру
Панину: «Ссылочные люди возмутились, убили воеводу, пограбили город, учинили
присягу Его Высочеству и, сев на лодки, поплыли в Америку, будто завоевывать ее
великому князю».
И в действительности — из Большерецкого
острога, расположенного на Большой реке значительно выше устья, бунтовщики
отправляются на лодках, взятых у местных жителей, а после погрузки на галиот
«Св. Петр» они оставляют для передачи иркутскому губернатору «Манифест», где
объявляют о присяге наследнику — будущему императору Павлу I и объясняют
причины бунта и побега с Камчатки.
Не имеет значения — ходили в Иркутской
губернии по рукам какие-то копии «Манифеста» или нет,— содержание этого
документа «злодеи» разъясняли жителям Большерецка перед отплытием. К тому
же все, о чем было говорено, и все, что было писано в «Манифесте»,— предметы,
давно обсуждавшиеся всеми сословиями подданных Российской империи. «Камчатское
возмущение» должно было вновь всколыхнуть пересуды о праве Екатерины II на престол,
занятый ею после убийства законного супруга и в обход прав сына, который в 1772 году становился совершеннолетним.
«Камчатское возмущение» должно было вызвать новые разговоры о распущенной на
время, но так и не созванной вновь Комиссии о выработке свода законов;
разговоры о том, что судебные «дела столь продолжительны и от властных
начальников неправосудны», что народ (включая дворянство) «беден» и «непросвещен»,
что на крестьян налагается «необычайная
дань». Невозможно перечислить все, о чем говорилось в «Манифесте» и о чем должны были судить
иркутяне. Одно несомненно — Шелихов не мог остаться равнодушным слушателем
обсуждения поступка убежавших на «Св. Петре» работных купца Федора
Холодилова. Мало того, что хозяин опутал их долгами, заставлял работать на себя
за мизерную плату,— по его сговору с камчатскими чиновниками непокорных заключали
в тюрьму.
Так можно ли
доведенных до крайности промысловиков считать изменниками? С другой стороны,
как же купцу, занимающемуся пушным промыслом, и работных платой ублажить, и
самому не разориться?
Чтобы принять чью-то сторону, Шелихову вряд
ли еще доставало знаний. Какими бы обширными и глубокими ни были навыки,
полученные в отцовской торговле, торговля сибирская требовала особого опыта.
Как и где этот опыт приобретался — об этом наверняка и было писано сыном отцу.
Если бы в нашем распоряжении имелись эти письма!
Представив приблизительно то, о чем писал
Григорий Иванович, стоит поразмышлять и о том, чего в этих первых письмах не было.
Не было в них общеизвестных тогда фактов. Общеизвестных в 70-е годы XVIII века,
но малоизвестных в наше время.
Иркутск, куда приехал Шелихов, уже стал
своеобразной тыловой базой русского тихоокеанского мореплавания. Отсюда везли
снаряжение для кораблей, здесь заготавливалось для них продовольствие, здесь
частично набирались команды.
Начало освоения Тихого океана русскими
было положено в 1639 году, когда отряд казаков-землепроходцев под началом И.
Москвитинова совершил первое плавание, выйдя из устья реки Ульи в Охотское
море. Это освоение значительно продвинулось вперед в петровскую эпоху, когда
были организованы специальные исследовательские экспедиции для разведывания
новых морских путей и открытия новых земель. После же завершения Второй
камчатской экспедиции, когда плавание Беринга и Чирикова в Америку сделало известными богатейшие островные лежбища
пушных зверей, начинается эра частных промысловых предприятий.
Эта эра описана в исторических
исследованиях, прежде всего в работах Александра Игнатьевича Андреева и Раисы Всеволодовны Макаровой. Открывается она плаванием
маленького суденышка «Петр», снаряженного на средства сержанта Емельяна Басова.
Вернувшийся в 1744 году из плавания «Петр» доставил на Камчатку 1200 бобров и
четыре тысячи песцов. Это было начало. За 30 же лет — с 1744 по 1775 год на
Камчатку и в Охотский порт было доставлено «мягкой рухляди» на 3 204 138
рублей. Учтем совсем иные масштабы цен и огромную покупательную способность
рубля того времени (годовое жалование канцеляриста менее 100 руб.) и поразимся
размаху промысловой деятельности.
Многое в организации тихоокеанских пушных
промыслов XVII века продолжает традиции «звериной ловли» промысловых
артелей-ватаг, в сибирской тайге добывающих соболей и другого пушного зверя
сетями-«обметами» и ловушками-«кулемами». Однако морские котики и другая
островная пушнина были гораздо ценнее «сухопутного зверя». По-другому
проходила сама охота, особую проблему представляли и неизведанные морские
пространства, только преодолев которые и можно было приступать к добыче мехов.
«Так как снаряжение морской экспедиции...
требовало больших затрат и была не под силу одному купцу, возникают
объединения нескольких купцов/- купеческие компании». Участниками компаний
били купцы из Нежина и Харькова, из Курска, Тулы, Москвы, Шуи, Вологды,
Ярославля, из Архангельска, Каргополя, Соли Вычегодской, Великого Устюга, Соли
Камской, Яренска, из сибирских городов Нарыма, Тары, Тобольска, Иркутска,
Якутска и, наконец, камчатские купцы.
Прежде всего собиралась денежная сумма,
необходимая для закупки припасов, постройки корабля и т. п. Эта сумма —
компанейский капитал — делилась на акции-паи и, как в современных концернах,
корпорациях, «контрольный пакет акций» мог принадлежать самому «капиталистому»
организатору компании, становившемуся, таким образом, ее главой. По имени
этого «главного компанейщика» и называли созданную компанию. Акции-пая могли
приобретать и дворяне, посадские, крестьяне, чиновники и офицеры, но, как
правило, «контрольный пакет» находился в руках купца.
Акционеры на каждый свой пай должны были
найти работного человека — будущего строителя корабля и промысловика.
По возвращении судна с промысла вся добыча
делилась на число компанейских паев. Каждый работный получал половину одной
такой части — полная, а каждый из компаньонов — долю добычи, в зависимости от
числа имеющихся у него паев.
Организация компании, строительство
корабля, комплектование промысловой команды, поиск промысловых угодий на
«морских островах», сам промысел, успех которого порой был связан с тем, как
сложатся отношения промысловиков и аборигенов,— все это Шелихову предстояло в
скором времени не только узнать, но и освоить в мельчайших деталях —
«хитростях».
|