Я не уставал любоваться
артистизмом, с которым Монго управлял своей маленькой, верткой берестян-кой,
рассчитанной на одного человека. Рыба в реке была отборная — хариус, ленок,
таймень, крупный сиг, тогда как в самой Тунгуске и других ее притоках — щука,
окунь, елец, сорожинка — сорная рыба. Поэтому вместо двухлопастного весла у
него был длинный гибкий шест с трезубцем на одном конце — острога. Ею он и греб
и, если нужно, отталкивался от дна тупым концом рукоятки, то и дело гибким
плавным движением вставая на ноги в своей верткой лодочке так, что она даже не
покачивалась. Вот он обращается ко мне: «А надо бы заколоть рыбки на обед»,—
поднимается на ноги и швыряет острогу вперед лодки в глубокое улово. Острога
вся скрывается под водой, затем выныривает — на зубьях ее большой сиг.
Шел сентябрь, утка была
уже на крыле, на нас то и дело налетали утиные стайки. Я хватал свою
двустволку, палил дуплетом в стаю, иногда сбивал утку, нередко промахивался.
Если к обеду не было у нас уток, Евгений спокойно говорил: «А надо добыть утку
на обед. Следующую стаю не стреляй!» — и придвигал к себе свое ружьишко —
старенький одноствольный дробовичок 32-го калибра с затвором берданки, во
многих местах перевязанный ремешками и проволочками. Налетала стая уток,
Евгений поднимал ружье, говоря: «Которая тут пожирнее будет? Вот эта,
наверное!» Хлопал негромкий выстрел, намеченная им птица кувырком летела в
воду.
Геология берегов Илимпеи
была захватывающе интересна. В толщах вулканических туфов и туфо-брекчий появлялись
прослои лавы, местами видны были в береговых утесах и небольшие вулканические
каналы с лавовыми брекчиями. Особенно интересны были многочисленные проявления
руд. Они представлены жилами магнитного железняка различной мощности, жилами
кварц-кальцит-цеолитового состава с многочисленными включениями сульфидных
минералов — пирита и халькопирита. В толщах брекчий, местами на большие
расстояния, тянулись горизонты, в которых густо сидели гнезда пирита и халькопирита
величиной с конскую голову и меньше, соединенные между собой тонкими
прожилками руды, в лавовых потоках — гнезда крупных кристаллов прозрачного
двупреломляющего кальцита.
По берегам среди
обломков сибирских траппов встречались крупные, по кубометру и более, глыбы
магнетита, снесенные, очевидно, водой из больших рудных месторождений. Особенно
много их было около устья реки Хошо, а сульфидные руды были особенно обильны в
утесах около устья Дюкунны. Наши берестянки заметно оседали в воду под грузом
геологических образцов.
Очень немного геологов
было здесь до меня. Несколькими годами ранее Илимпею посетил ленинградец
Владимир Степанович Соболев, изучавший сибирские траппы и опубликовавший часть
своих наблюдений. С этими публикациями я был знаком.
Но вот никаких следов
«горного масла» (нефти) не» попадалось! Лишь в некоторых скалах встречались
слегка рыжеватые высохшие потеки какого-то вещества минерального
происхождения, которые не имели на вид ничего общего с нефтяными битумами.
Но осень надвигалась. По
утрам у берегов и в тихих заводях уже появлялся тонкий ледок. Пора было возвращаться.
Что же дал мне маршрут по Илимпее? Я попал здесь во внутренние районы
Тунгусской вулканической области, где ярко выражены были проявления древнего
вулканического процесса, прорыва к земной поверхности глубинной базальтовой
магмы с обильным и своеобразным оруденением. Обдумывая свои наблюдения, я
приходил к убеждению, что виденное мной исключительно похоже на геологическую
обстановку Южной Африки с долеритами Карру, такими же, как сибирские траппы, с
оруденением, напоминающим оруденение вулканического-комплекса Бушевельд в
Южной Африке. Наблюдавшиеся мной остатки вулканических каналов говорили о
том, что здесь земная кора легко прорывается глубинными магмами. Но Южная
Африка — не только рудная, но и алмазоносная провинция, следовательно, здесь
можно вполне ожидать и алмазные месторождения. Таков был ход моих мыслей. С
этим багажом я и отправился в обратный путь в Иркутск.
Вернувшись с Евгением
Монго на Тунор, я сразу же нашел и попутный транспорт. Илимпейские эвенки отправляли
в Ербогачен группу ребятишек-учеников (шесть-семь мальчиков) в школу-интернат.
Их сопровождала старуха эвенкийка, она была старшей в караване, с караваном
шел и оленевод, средних лет эвенк с женой.