Туристический центр "Магнит Байкал"
      
Суббота, 07.12.2024, 03:44
Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход




Полезные статьи о Байкале

Главная » Статьи » В гостях у декабристов


С прислугой скачет впереди 2
Александра Григорьевна Лаваль — мать Екатери­ны Ивановны. В ее доме на Английской набережной часто происходили встречи Рылеева с Трубецким.. В этом доме сама Лаваль, по словам В. А. Олениной, ши­ла для декабристов знамя свободы. Салон Александ­ры Григорьевны вообще был одним из блестящих в Петербурге. У нее собирался дипломатический корпус, цвет столицы, а ровно через месяц после описываемых нами событий в ее доме А. С. Пушкин в присутствии Грибоедова и Мицкевича будет читать «Бориса Году­нова». Этот дом упомянул в своей поэме и Некрасов.
...Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит,
О радость! Нынче детский бал...
В этом доме прошло детство Трубецкой.
В документах упомянута Елизавета Петровна По­темкина — родная сестра Сергея Петровича Трубецко­го и ее муж граф Потемкин.
Тайная советница Муравьева — это мать декабри­стов Александра и Никиты Муравьевых, Екатерина Федоровна, трогательно заботившаяся о своих опаль­ных сыновьях. Это она отправила Никите Михайлови­чу огромную фамильную библиотеку.
Ну, а девушка Авдотья, которая приехала с «места заключения государственных преступников» и осталась в услужении у Муравьевых и есть та самая горничная, упомянутая Некрасовым в поэме. Здесь мы узнаем только имя. Фамилия ее встретится позже.
Проделав далекий и нелегкий путь до Москвы, Ав­дотья несколько дней отдыхает, а потом едет к Лаваль в Петербург, из рук в руки передает ей известие и воз­вращается обратно в Москву. Лаваль отправляет с ней кусок синего сукна, кусок холста, шесть одеял, вязан­ные башмаки, курительный табак для Трубецкого и платок для Трубецкой, сапоги, перчатки, одеколон, се­ребряные ложки и четырнадцать бутылок вина. По сведениям Волкова, среди вещей должен быть зимний салоп, в который зашиты деньги и письма.
Но не только Трубецкие и Волконские получили известие от родных, Нарышкины и Одоевские тоже от­правляют с Данилой Бочковым одеколон, белье, вино. Возможно, Авдотья побывала и у них.
Данила Васильев Бочков — «человек преданный, тайный и хитрый». Выбор, конечно, не случайно пал на него. Ему придется выдержать поединок со всесиль­ной жандармерией Бенкендорфа, но это еще впереди. С ним дворовая девушка Аграфена Николаева. Они от­правились в Сибирь, а Авдотья осталась у Муравьвой.
Бенкендорф обо всем осведомлен. Соваться с прямым обыском он не смеет — родня декабристов ему не по зубам, но добыть улики стремится. Он надеется, что Лавинский доставит их ему.
Получив от Бенкендорфа послание, Лавинский не­медленно предписывает иркутской полиции:
«Секретно.
Коль скоро прибудут в Иркутск Данила Васильев Бочков и с ним дворовая девка Аграфена Николаева, предписываю вам опечатать и взять в полицейский надзор все вообще вещи, какие при них окажутся, и в свое время с исполнением сего донести мне о пребыва­нии их.
А. Лавинский».
Бенкендорфу он отвечает:
«Секретно.
Бенкендорфу.
26 мая 1828 г. Иркутск.
Милостивый государь Александр Христофорович, на отношение вашего превосходительства от 4, прош­лого, апреля, № 1381 об отправлении графом Потем­киным в Сибирь человека Данилы Васильева Бочкова и девки Аграфены Николаевой с деньгами и вещами и письмами к жене Трубецкого честь имею ответство­вать, что я не премину принять по сему случаю надле­жащие меры предосторожности, как скоро люди сии явятся сюда. Впрочем, по настоящее время они в Ир­кутск еще не прибыли.
С совершенным почтением и преданностью имею честь быть вашего превосходительства м. г. покорней­ший слуга.
А. Лавинский».
В тот самый день, когда писарь выводил под дик­товку Лавинского «еще не прибыли», на берегу Анга­ры, у самого въезда в город была остановлена телега, и ехавшие в ней мужчина и девушка предъявили подо­рожные на имя Данилы Бочкова и Аграфены Никола­евой. Их обыскали, отобрали пакет с письмами и под охраной доставили вместе с багажом в дом гражданско­го губернатора.
«31 мая 1828 г.
Секретно.
Господину генерал-губернатору Восточной Сибири.
На сих днях прибыл из России московский меща­нин Бочков от графини Потемкиной с разными посыл­ками и письмом, адресованными на мое имя, в котором ее сиятельство просит об отправке к Катерине Иванов­не Трубецкой девушки, причем доставлен ко мне   па­кет с письмами.
1-е к Василию Давыдову от господина тайного со­ветника Петра Львовича Давыдова и посылки с турец­ким табаком.
2-е к Осипу Поджио от жены его, которое будет предоставлено собственной его величества канцелярии.
3-е к Марии Николаевне Волконской извещение о домашних ее обстоятельствах.
4-е к Владимиру Лихареву от жены его и
5-е к Сергею Трубецкому и к жене его с известием об отправлении посылок и прочее.
По раскрытии в присутствии господ советников главного управления Корюхова и Кабрита и губерн­ского прокурора Веригина посылок найдены разные ве­щи, показанные в прилагаемом у сего регистре.
Между вещами мещанина Бочкова найдены письма к Павлу Волкову в Иркутск от родных, другое Илье Обедину от девушки Авдотьи Никифоровой, третье Ивану Борисову в Тобольск от жены его, а четвертое к девушке, находящейся в услужении у Елизаветы Петровны Нарышкиной. Все сии письма заключают в себе известия о семейных обстоятельствах.
Сверх того, письмо к Катерине Ивановне Трубец­кой от девушки, бывшей у ней в услугах, в котором просит отпускную, и несколько черновых отпусков Боч­кова, содержащих   извещение о пути следовании.
Письма, и посылки, следующие в Читу, будут от­правлены по принадлежности к генерал-губернатору Лепарскому. Мещанин же Бочков из Иркутска возвра­тится в Москву.
О чем вашему превосходительству честь имею доне­сти.
Иван Цейдлер».
Итак, чиновники все выполняют скрупулезно, и эта скрупулезность служит нам хорошую службу. Письма Давыдову, Поджио, Волконской, Лихареву, Трубецко­му везли при себе бывший камердинер и горничная. Наконец, мы узнаем и фамилию некрасовской героини. Ее фамилия Никифорова. Авдотья Никифорова. У нее в Иркутске есть знакомый, или друг, Илья Обедин. Авдотья Никофорова просит у Е. И. Трубецкой воль­ную, что, возможно, было оговорено условиями поезд­ки.
Бочков, как мы узнаем, дальше Иркутска не поедет.
Ну а салоп с зашитыми в нем деньгами и письма­ми? О нем ни слова.
Судя по регистру, вещей Бочков и Аграфена при­везли не так много. Самая большая посылка Трубец­ким. Но она могла бы уместиться в один тюк. Осталь­ные посылки и вовсе небольшие. Платье, шаль, башма­ки и 10 фунтов кондитерского крема для Александры Григорьевны Муравьевой, халат и белье Одоевскому, одеколон и табак Волконским. И все. И это тогда, ког­да декабристы особенно остро испытывали лише­ния.
Чтоб перевезти такой багаж, достаточно было от­править одну Аграфену, тем более, что за Байкал она следовала все равно уже без Бочкова, который возвра­щался в Москву. Зачем же надо было посылать чело­века «тайного и хитрого»? Неужели только для того, чтобы довезти несколько фунтов табаку, два десятка бутылок вина и несколько платьев? И почему Бочков сопровождал груз только до Иркутска? Уж не потому ли, что в Иркутске у Екатерины Ивановны остались такие знакомые, как Кузнецов, Жульяни. Кроме того; знакомые были у Авдотьи, и сам Бочков вез письмо иркутянину Волкову. Салоп с зашитыми в нем письма­ми и деньгами — был ли он? В регистре его нет. Но его там и быть не должно. Именно об этом и должен был позаботиться Бочков — человек   «тайный и хит­рый».
Лавинский Бенкендорфу. Разумеется, секретно. «По предварительному распоряжению моему, на са­мом въезде в город были они остановлены полицией, име­ющиеся при них вещи, все без исключения, доставле­ны в дом г. гражданского губернатора, который лично сам при отряженных мною двух советниках...»
Лавинский обманывает, не стесняясь. Советников он не отряжал, их взял сам Цейдлер. Впрочем, Лавин­ский любил демонстрировать по начальству свою со­образительность.
«В вещах, которым имею честь препроводить ре­гистр, не оказалось никаких вложений и как в числе оных не найдено также упомянутых в препровожден­ной от вашего превосходительства записке зимнего са­лопа, то после сего уничтожается и сомнение...»
Опять же Лавинский пишет неправду. Сомнение, как видно из дальнейших распоряжений, не уничтожа­лось. Налицо стремление отписаться, снять с себя от­ветственность.
«У Бочкова и прибывшей с ним девки никаких де­нег, кроме остатков от дорожных издержек, также не найдено. А между собственными вещами Бочкова ока­зались письма
1-е к Павлу Волкову в Иркутск от родных,
2-е к Илье Обедину от девицы Авдотьи Никифоро­вой,
3-е к Ивану Борисову в Тобольск от жены его.
...Письма и посылки, следующие в Читу, как не за­ключающие ничего недозволительного, будут препровождены к коменданту при Нерчинских рудниках».
И еще раз отписка, стремление продемонстрировать свое рвение, упредить начальство:
«Впрочем, дабы меру принятой по сему случаю предосторожности еще более удостоверить, я предпи­сал гражданскому губернатору рассматривать с особен­ным вниманием посылки, которые могут быть с почтою для доставления Трубецкой, и ежели б был прислан зимний салоп, освидетельствовать оный тщательно, сняв с него и самый верх, если будет покрыт и просте­ган.
С совершенным почтением и прочее Лавинский».
Как видим, сомнение не уничтожилось.
Последний документ «Дела» все еще выдает ту бо­язнь, суету, которые всколыхнули всех от главного жандарма до нижнего полицейского чина на иркутской заставе с приездом из Сибири в Москву простой дво­ровой девушки Авдотьи Никифоровой.
«Секретно.
Иркутскому гражданскому губернатору.
Вследствие представления ко мне вашего превос­ходительства от 29 мая прошу Вас при отправлении писем и посылок, привезенных сюда московским меща­нином Бочковым к коменданту Нерчинских рудников, предварить его подробно о сем случае, как ровно по следующей к жене государственного преступника Тру­бецкого дворовой девке Аграфене Николаевой, коей вы­езд в Читу разрешить не прежде, как по отправлении отношения вашего к г. коменданту и по выезде Бочко­ва обратно в Москву.
При самом отбытии сей девки из Иркутска прика­зать освидетельствовать вновь вещи с нею идущие и обыскать ее самое.
А дабы удостоверить в полной мере предосторож­ность над сими людьми принятую и уничтожить вся­кое сомнение, будто в вещах, к жене Трубецкого пере­сылаемых, могли быть зашиты письма. Ваше превосхо­дительство не оставит рассматривать со всею внима­тельностью посылки, отправляемые для доставления с почтами, и ежели б был прислан салоп, то освидетель­ствовать оный тщательно, сняв с него и самый верх, если будет покрыт и простеган.
О последующем же по сему в свое время меня уве­домить.
А. Лавинский».
И больше никаких документов. Но «Дело» это про­должалось. Тайная почта декабристов действовала, и добровольные курьеры доставляли письма, посылки, книги, стихи, слова одобрения, утешения, надежды на лучшее будущее.
Проследить дальнейшую судьбу Василия Бочкова, Авдотьи Никифоровой и Аграфены Николаевой пока не удается. Но, возможно, находки новых документов еще вернут нас к этим именам.
Категория: В гостях у декабристов | Добавил: anisim (09.02.2011)
Просмотров: 2645 | Рейтинг: 5.0/8 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
<Сайт управляется системой uCoz/>