Туристический центр "Магнит Байкал"
      
Четверг, 28.03.2024, 23:30
Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход




Полезные статьи о Байкале

Главная » Статьи » В гостях у декабристов


Местонахождение неизвестно
Местонахождение неизвестно
 «В отличие от документального материала, в значи­тельной части исследованного и опубликованного, ико­нография декабристов до сих пор изучена недостаточ­но. Не существует сводного труда, объединяющего об­ширный материал, хранящийся в различных музеях СССР»,— пишет Г. А. Принцева в работе «Декабри­сты в памятниках изобразительного искусства». Отме­чая труды Зильберштейна и Барановской, она тем не ме­нее приходит к такому выводу. И действительно, де­сятки, сотни картин, портретов, акварелей, рисунков ждут своего часа. Подтверждением тому служит выпуск в 1972 году издательством «Изобразительное искусст­во» двух десятков портретов декабристов, среди кото­рых более десяти публикуются впервые. Но есть рабо­ты, которые ждут не исследования, а своего открытия. Достаточно просмотреть каталоги А. Г. Варнека, А. А. Иванова, П. Ф. Соколова, С. А. Кипренского, К. П. Брюллова, чтобы увидеть, насколько огромен список работ, против которых стоит волнующее примечание: «Местонахождение неизвестно». Портреты Бутурлина, Гагариных, Хитрово, Олениных, Мусина-Пушкина, Фикельмон, Голицыных, Воронцова, Соболевского, Волконских, Бакуниных, Жуковского, Муравьевых, Ра­евских — вот   далеко не полный список.   А ведь это ближайшее окружение Пушкина и декабристов. Где эти портреты? Ответ не может быть более лаконичным: местонахождение неизвестно. А работы Бестужева?
Николай Александрович совершил подвиг, сняв портреты со всех своих товарищей по каторге. Его галерея портретов — это явление в декабристике. Много раз галерея эта грозила исчезнуть, раствориться, исчезнуть в небытие, и были годы, когда она считалась утраченной безвозвратно. Но в 1944 году она обрела новую жизнь — ее нашли. Но нашли основную коллекцию, акварели, а была еще вторая — карандашные копии, снятые самим  Николаем Александровичем. Эта вторая коллекция не найдена до сих пор. Этот случи описан и Барановской и Зильберштейном.
Николай Александрович Бестужев, уезжая из Петровского завода, сделал с основной коллекции нарисованных им акварельных портретов карандашные ко и оставил их Горбачевскому. После смерти Горбачевского коллекция автокопий перешла кяхтинскому купцу Лушникову, и он привез ее в семидесятые годы Москву для издания. Но издание не состоялось, кодлекция вернулась обратно. Однако художник Питч сделал с нее копии. В 1884 году Семевский, редактор «Русской старины», уговорил Лушникова издать карандашные портреты декабристов, и кяхтинский комиссар Пфаффиус снова повез коллекцию в Москву. В Иркутске он умер. След коллекции потерян. А вскоре умер и Лушников. Где эта коллекция автокопий? В Иркутске? Или давно увезена куда-нибудь в другое место? Сохранилась ли она вообще?
Мало изучены работы Мазера, шведского художника, пытавшегося сделать портреты с декабристов, известны многие работы польского рисовальщика и живописца Немировского. Он был близок с семьей конских и писал с них портреты. Не вошли совершенно пока в научный оборот работы польского художника Цезика, а среди его работ есть лепной рельефный порт­рет А. М. Муравьева. Кроме того, даже самое поверх­ностное знакомство с творчеством Немировского и Це­зика проливает яркий свет на тесные связи польских повстанцев и декабристов здесь, в Сибири.
В 1968 году Анна Николаевна Короткевич, житель­ница Иркутска, передала мне глиняный рельеф, на ко­тором изображена акатуйская тюрьма, рудники и уз­ник, прикованный к тачке. На рельефе нацарапан текст: «В Нерчинских заводахъ находится рудникъ Акатуй, в который ссылаются самые важные преступ­ники, которыхъ тамъ держат прикованными к стене и тачкамъ».
Передавая рельеф, Анна Николаевна своей рукой записала легенду.
«Польское восстание. Николай I выслал поляков, несколько тысяч, в Сибирь. Был портной. Работал на Волконского, Трубецкого, Бестужева. Это было в 1838 году. Была семья из 9 детей — сыновей. Все были портные, за исключением сына Иннокентия. Он был экипажный мастер. Бестужев написал эту картину. Бе­стужев, Волконский, Трубецкой отбывали ссылку в Акатуе. Когда Николай I умер, тогда декабристы вер­нулись, получив амнистию, в Россию. Подарили кое-ка­кие вещи — картину, статуэтку мальчика, фисгармо­нию. По смерти дедушки бабушка передала фисгармо­нию в польский костел. У бабушки Короткевич было 9 сыновей. Работали на Никиту Муравьева».
Все как будто хорошо, но обилие декабристских имен не только настораживает, а прямо-таки пугает. Но что здесь правда, что вымысел — следовало решить в поиске. То, что «Бестужев, Волконский, Трубецкой от­бывали ссылку в руднике Акатуе», было объяснимо. Просто Короткевичи знали, что вещь как-то связана с декабристами, а здесь всегда перед глазами   «рудник Акатуй», в который ссылаются «самые важные преступ­ники», и со временем утвердилось — декабристы отбы­вали каторгу в Акатуе. Больше занимало другое — по­чему вообще декабристы? Почему упоминаются их имена?
Дед Анны Николаевны поляк, участник восстания 1830 года. В 1838 году, со слов Анны Николаевны, по­селился «за Ушаковской на выселках». В те годы близ Иркутска проживали все названные в легенде декабри­сты, кроме Бестужева. Но именно он, Бестужев, упоми­нается как автор рельефа.
Поляки и декабристы. Да, их связи были прочны­ми. Вожди декабристов Пестель, Рылеев, Бестужев-Рю­мин поддерживали сношения с тайными польскими об­ществами. В своих показаниях Бестужев-Рюмин вспо­минает, как в 1824 году ему было поручено заключить с поляками договор, включающий такие пункты:
«1. Россия, предпочитая иметь благодарных союзни­ков на место тайных врагов, по окончании своего пре­образования отдает независимость Польше.
2. Будет сделано новое начертание границ, и обла­сти, не довольно обрусевшие, чтобы душевно быть при­вязанными к пользе России, возвратить Польше».
Были в Договоре и другие подобные пункты.
В свою очередь Польское общество обязывалось:
«1. Поляки обязываются все меры употребить, кат­кого бы то рода ни было, дабы великий князь Кон­стантин Павлович не мог возвратиться в Россию.
2. Восставать в одно время с русскими.
3. Принять правление республиканское».
Следует напомнить, что первый пункт был чрезвычайно важен, ибо по всем канонам престолонаследия корона должна была отойти Константину. Это значило, что польские товарищи должны были не пропустить в Россию будущего царя.
У Николая I хватило сил подавить оба восстания: декабристское в 1825 году и польское в 1830. Декабри­сты и поляки были рядом и в Сибири.
В Урике, в доме Волконских, Юлиан Собинский, молчаливый, образованный поляк, учил языкам мало­летнего Мишу.
Рядом, в Усть-Куде, жили в одном доме Муханов и поляк Гаевский, доведенный царскими сатрапами до душевной болезни.
Именно в эти годы в Урике живет Иосиф Андре­евич Короткевич, дед Анны Николаевны. О том, что он жил в Урике, рассказала мне Анисья Иннокентьевна Михалева, другая внучка Иосифа Андреевича. Она жи­вет в Свердловском районе Иркутска. Ее отцом был тот самый сын Иосифа Андреевича, который стал эки­пажным мастером.
«Дед наш восемнадцати лет от роду за участие в мятеже был сослан в Сибирь, по-моему, в 1831 году. В 1838 году он поселился в Иркутске, а до этого жил в Урике. Там он женился на русской девушке Зинаиде Тимофеевне Забелиной. Там жили Волконские и Му­равьевы. Дедушка на них шил...»
Отсюда стало ясно, почему «работал на Волконских, Трубецких, Муравьевых». Все они в то время жили в Урике. Но почему «работал на Бестужева»? Почему утверждают: «Бестужев написал эту картину»? Бесту­жев был разносторонним человеком. Он прекрасно вла­дел кистью, пером, делал отличную мебель, экипажи, часы-хронометры, бестужевские сидейки — двухколес­ные легкие экипажи — долгое время были известны в Забайкалье под именем «бестужевки». А не учился ли Иннокентий Иосифович экипажному мастерству у Бес­тужева, когда тот приезжал в Иркутск в пятидесятые годы? Сыну Короткевича тогда было около пятнадца­ти лет. Бестужев, как человек равносторонний, мог отважиться и на лепку. Но лепных бестужевских работ мы не знаем. Зато был у него ученик Анай Унганов, скульптор-самоучка из бурят. Есть сведения, что Унганов принимал участие в украшении фасада Иркутского драмтеатра. Чему обучал Бестужев Унганова? Рисунку или лепке? Если лепке — ниточка у нас в руках. Hо почему тогда Бестужев изобразил Акатуй — он же та никогда не был? Если рельеф все-таки сделан декабристами, то, может быть, его сделал Лунин. Он в Акатуе был и кистью владел неплохо.
Лунин был заключен в Акатуй за рукопие, «Взгляд на тайное общество». Переписка ему была запрещена. Однако он получал не только письма, но н посылки. Волконская писала: «Его переселение нас огорчило. Я ему переслала несколько книг, питательна го шоколада для его больной груди и под видом лекарства чернил в порошке...».
Значит, рельеф мог быть, как и письма, переправлен в Урик, потом попал к Короткевичам. За авторство Лунина может говорить и то соображение, что ни бумаги, ни красок ему, естественно, не давали, но он мог иметь под руками глину. Однажды,  когда в Акатуй приехала комиссия и Лунина спросили, чем можно облегчить его участь, он ответил: «Подумайте о тех, к прикован к стене — их участь ожесточает...»
«Прикован к стене»— это вероятный ключ к решению вопроса, кто автор рельефа. И хотя все это заманчиво, не лишено логики и смысла, но бездоказательно.
Нет, нет и нет. Ни Бестужев, ни Лунин автором рельефа не были. Рельеф создал польский художник Игнатий Цезик, сосланный за изготовление фальшивых кредиток для нужд польского движения. К этому имени привел меня дальнейший поиск.   Цезик — прекрасный гравер, скульптор, окончивший класс рисунка в мастерской Шмуглевича и Рустема в Вильно. Все его произведения — кубки, вазы, иконы, рельефы, блюда, стаканы, урны, портреты, сахарницы, подцветочники, скульптуры — изготовлены из глины. Это оригиналь­нейший художник. Его работами могут похвалиться музеи Читы, Красноярска, Тобольска, Семипалатинска, Ленинграда и Москвы. В сборнике «Декабристы и их время» можно прочесть: «Муравьев, Александр Ми­хайлович (1801—1853). Снимок с барельефа, сделанно­го в Тобольске ссыльным уголовником Цезиком...»
Рельефный портрет А. М. Муравьева хранится в Пушкинском доме, в Ленинграде. Цезик его лепил бу­дучи в Тобольске. Этот факт порождает вопрос — а не делал ли Цезик других декабристов? Было ли его имя известно декабристам?
У Нины Алексеевны Грузиновой, сотрудницы об­ластного семипалатинского музея, хранится подлинник письма дочери декабриста Арбузова.
«Я еще была шести лет от роду,— пишет Арбузо­ва,— и как дети бывают внимательны к разговору старших, так и я кое-что помню...
К моему папе приходили когда товарищи и даже довольно образованные люди, побеседовать, покурить из трубок, тогда еще папирос не было, и вот разговор шел: «У вас есть трубка цезиковской работы?» Папа говорит: «И трубка и прочие изделия из бересты и фольги —туалетные вещицы и табакерки»,— тогда мо­да была, и из красной глины какие статуэтки выделы­вал. Я помню Наполеона и Петра Великого. Но он был государственный преступник и сидел в тюрьме, никуда не выходил...»
Итак, декабристы Цезика знали.
Впоследствии Цезик вышел на поселение и жил близ Тобольска. В то время там проживал Анненков, Арбузов, Барятинский, Ентальцев, Штейнгель, А. М. Муравьев и Свистунов.
Снимать портреты с государственных преступников было строжайше запрещено, но именно запрет натал­кивал на мысль, что это важно сделать, но не всегда это им удавалось.
В 1845 году шеф жандармов А. Ф. Орлов сообщил Николаю, что из переписки государственных преступ­ников усмотрено, что отставной инженер, поручик Давиньон, путешествуя по Сибири, снял дагерротипные портреты с Панова, Волконского, Поджио, с жены Вол­конского и его детей, и что портреты эти отправлены родственникам. Царь приказал сделать строжайшее внушение как восточно- так и западносибирскому губернаторству и приказал Давиньона арестовать. Давиньон был арестован, портреты задержаны и сданы в архив. Благодаря этому они сохранились и мы их мо­жем видеть в Пушкинском доме в Ленинграде.
В Тобольском архиве хранится дело на нескольких листах, где речь идет о запрещении шведскому худож­нику Карлу Мазеру снимать портреты с жены А. М. Муравьева и его детей. Тобольский полицмейстер Еф­ремов доносит губернатору, что им дознано из-под ру­ки, что Мазер, скрывающийся от полиции, снимает, портрет с жены государственного преступника Муравьевой и что она была у него на сеансе.
Гражданский губернатор Энгельке, напуганный разносом за Давиньона, отреагировал немедленно и преданно писал Ефремову: «...объявить госпоже Муравьевой, что хотя муж ее уже состоит на службе, но, следуя... высочайшей воле.., она не должна снимать с себя портретов».
Предписание под расписку сообщается Муравьевой у Мазера отбирается обязательство: «Начав портретную группу госпожи Муравьевой и ее детей, я прекратил его писать, потому что г. Муравьев сказал мне, что г. губернатор выразил ему желание, чтобы он не про­должал этого портрета. Карл Мазер. Тобольск 17 дек. 1850».
Поэтому не трудно предположить, как дорожил сво­им лепным портретом Александр Михайлович Муравь­ев, портретом, сделанным Цезиком. Находясь вместе с другими декабристами в Чите, Муравьев знал, конеч­но, о галерее, созданной Бестужевым, и надо сказать, его общение с художниками было не просто данью мо­де. Цезика в 1845 году отправляют в Акатуй. В это вре­мя там находился Лунин. Нет никаких документаль­ных сведений о встрече Лунина с Цезиком, но Ямщикова-Алтаева в романе «Разорванные звенья» описыва­ет их встречу как состоявшийся факт.
Лунин умер в Акатуе в 1845 году. Цезик спустя тринадцать лет по старости был освобожден и посе­лился в Иркутске.
Распутывая историю с его рельефом, я вел с Анись­ей Иннокентьевной такой разговор.
— Значит, дедушка Короткевич после Урика посе­лился в Иркутске?
— Да, и поставил дом на выселках. Картину эту— Анисья Иннокентьевна называет рельеф картиной — я помню с детства. Бывало, мы, дети, расшалимся, рас­капризничаемся, тотчас кто-нибудь из взрослых подве­дет нас к картине и говорит: «Вот вы плачете, а ваши отцы умирали за свободу и не проливали слез». И мы всегда переставали плакать. Друг у дедушки был. Жил он у него. А когда умер, дедушка похоронил его в се­мейной оградке. Мы, когда большие стали, пойдем на могилку к деду, а взрослые говорят: «Здесь дедушка лежит, а здесь друг его. Это он на картине...»
— Анисья Иннокентьевна, вы сказали дедушкин друг на картине?
— Да, он жил у дедушки. На могиле стоял большой крест, под лампочку на столбе. На переклад слова вырезаны. Много очень. Снизу не разобрать что и написано. В середину креста распятие вделано. Каменное или еще из чего...
«Дедушкин друг»— стоп! Да это же Цезик!
Уж позже в иллюстрированном приложении ты «Сибирская жизнь» № 8 за 11 января 1904 г прочел в статье Кузнецова:
«Лучшее произведение приобрел компатриот Цезика — Поклевский-Козелл, у которого оно сейчас находится.
Это плоская рельефная картина, изображает рудник Акатуй. В долине знаменитая тюрьма, вдали горное селение, пристроившееся к руднику, солнце уже готово опуститься за гору. На переднем плане видна штольня и около нее несколько каторжных, везущих в тачках серебряную руду. Впереди всех сидит Цезик, прикованный по рукам и ногам к тачке, наполненной рудой. Оригинально изобразил себя Цезик: одежда изорвана, заплатанная, на плече огромная дыра, одно колено протерто».
Это было уже документальным подтверждением то­го, что на рельефе Цезик.
Вот он, на переднем плане. Лицо суровое, на лбу морщины. Глаза устремлены вдаль. За селением и го­рой заходящее солнце.
«Дедушкин друг на картине»— значит, Цезик жил у Короткевичей.
Да, все переплетено сложно и прочно. Судьба рус­ских и польских борцов за свободу не могла не быть единой. Им был ненавистен один тиран, у них был один палач. Даже не изучая, а только прослежи­вая судьбу всего одной работы, называя имена ху­дожников, пытавшихся писать портреты декабристов, убеждаешься еще и еще раз, какой высокий подвиг был совершен Николаем Александровичем Бестужевым и каким мужеством должны были обладать те, кто пы­тался сделать то, что сделал он.
Категория: В гостях у декабристов | Добавил: anisim (09.02.2011)
Просмотров: 3198 | Рейтинг: 5.0/8 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
<Сайт управляется системой uCoz/>