Туристический центр "Магнит Байкал"
      
Четверг, 28.03.2024, 19:57
Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход




Полезные статьи о Байкале

Главная » Статьи » Сибирская экспедиция Ермака


Ермак и его соратники 2
Англичанин Д. Перри, который служил в России при Петре I и бывал в Сибири, записал следующие рассказы о Ермаке. Ради прокормления себя донской казак Ермак Тимофеев отправился разбойничать на большую дорогу. В короткое время он сделался весьма славен, ибо «грабил он только богатых, и по необыкновенному великодушию люден его ремесла, наделял бедняков. Не умерщвлял он и не ранил ни одного человека, разве защищая только само­го себя». Неимущие стекались к нему со всех сторон. Тогда правители послали войска для его поимки. «Узнав об этом, оставил он ту страну и, овладев несколькими стругами, находившимися на Волге, начал разбойничать на сей реке. Будучи снова тесним поисками, пустился он в Каспийское море и удалился на Персидские пределы, где и прожил несколько времени под именем купца». По­том он вернулся па Волгу для еще большего разбоя, а от­туда ушел со своей многочисленной шайкой на Каму и решил «пробираться в восточную страну в надежде оты­скать некую необитаемую страну или по крайней мере бе­зопасное для себя убежище». В записках Д. Перри Ер­мак был изображен народным героем, напоминавшим Робин Гуда.
Достоверные данные о начальном этапе экспедиции со­общают фрагменты подлинных документов, сохранившие­ся в составе Погодинской летописи. Со слов посланцев Ермака Посольский приказ составил следующую роспись пути казаков в Сибирь: «А приход Ермаков с товарищи в Сибирскую землю с Енка на Иргизские вершины да вниз по Иргизу, а Иргнз рек пришла в Волгу с левые стороны, а Волгою шел Ермак вверх».
Можно считать установленным, что сибирская экспе­диция началась на Яике и Иргизе. На Яике казаки устро­или свои первые «плотбища» и приготовили суда для дальнего похода. Воспользовавшись притоками Яика, ермаковцы, преодолев переволоки, перешли на р. Большой Иргиз и вышли па Волгу южнее Жигулей. Вероятно, там они пополнили свою флотилию тяжелыми судами.
Русское судостроение в Поволжье, На Дону и в При­днепровье имело многовековую традицию. Свои верфи на Волге имели даже небольшие русские городки. На них посадские люди и казаки строили в большом количестве речные струги. Работу начинали с того, что присматрива­ли неподалеку от воды большое дерево, чаще всего липу, валили и обтесывали. Затем ствол долбили и изготовляли колоду, именовавшуюся струговой трубой. Колода служи­ла остовом струга. К ней с боков прибивали длинные до­ски—по нескольку с каждой стороны. Длина обычного струга была 10—20 м, ширина — 2—3 м, осадка не пре­вышала 1 м. Судно имело 6—20 загребных весел и кор­мовое весло, служившее рулем.
Сохранившиеся царские грамоты к Строгановым дают возможность составить довольно точное представление о ермаковых стругах. Ивап IV, узнав о взятии Сибири, рас­порядился направить за Урал судовую рать с подкрепле­нием. Московские власти использовали при подготовке по­хода сведения, полученные у Черкаса Александрова (рос­пись пути, данные о наилучших размерах судов, которые можно было перетащить за уральские перевалы, и пр.). Следуя советам ермаковцев, власти велели Строгановым изготовить струги «со всем судовым запасом, которые бы подняли по двадцати человек с запасом. Вероятно, в ре­чной флотилии Ермака преобладали «легкие» струги, под­нимавшие 20 чел. с полным вооружением, боеприпасами и запасом продовольствия. По самому приблизительному подсчету, они имели водоизмещение не свыше 6—8 т.
В литературе можно встретить подробные описания сборов вольных казаков в поход. Все эти описания отно­сятся к началу XVII в. Но с конца XVI в. до начала XVII в. в казацких обычаях мало что изменилось. Фран­цузский военный инженер Г. Боплан в 30-х гг. XVII в. так описал сборы запорожцев: «В Запорожье собирается от 5 до 6 тысяч вооруженных казаков, искусных во всех ремеслах. По 60 человек трудятся около одного челна п отделывают его через 15 дней, так что в две или три не­дели изготовляют около 80 или 100 судов; в каждом по­мещается от 4 до 6 фальконетов и от 50 до 70 казаков, из которых всякий имеет саблю, две пищали, 6 фунтов пороха, достаточное количество пуль и квадрант, туда же кладут ядра для фальконетов и необходимые жизненпыо припасы».
На Яике собралось несколько сотен казаков. Они спу­стили на воду суда меньшие, чем те, которые были опи­саны Г. Боиланом. Но приемы строительства судов были теми же. Казачьи сотни разбивались на несколько арте­лей и каждая дружно работала над сооружением своего струга. На большие струги уходило две недели, малые мо­гли выстроить и за неделю.
На Яике казаки решили все основные вопросы, связан­ные с организацией экспедиции. Собравшись на «круг», они определили направление похода и избрали команди­ров. Большим атаманом выбрали Ермака. Как видно, ка­заки прибывшие из Ливонии, имели большинство на «кру­ге». Сторонники Ивана Кольца, действовавшие до того в Поволжье, довольствовались вторыми ролями.
Не сохранилось никаких достоверных данных, которые позволили бы составить сколько-нибудь подробную биогра­фию Ермака. Различные города и волости оспаривали честь именоваться родиной прославленного атамана. По одной версии, он происходил из городка и волости Борок на Северной Двине, по другой — из Тотемскпх волостей Вологодского уезда, по третьей — из строгановских вотчин на Чусовой. Все это не более чем предания. Каждое из них пронизано поздними фольклорными мотивами.
В кратком Летописце сольвычегодского происхождения есть следующие строки: «На Волге казаки, Ермак атаман, родом з Двины з Борку... разбили государеву казну, ору­жие и порох и с тем поднялись на Чюсовую». В лето­писном сборнике XVIII в. можно найти целое сказание о происхождении Ермака, якобы написанное им самим: «О себе же Ермак известие написал, откуды рождение его. Дед его был суздалец посадский человек, жил в ли­шении, от хлебной скудости сошел в Володимер, именем его звали Афонасей Григорьевич сын Аленин, и ту воспита двух сынов Родиона да Тимофея, и кормился извозом, и был в найму в подводах у разбойников, на Муромском лесу пойман и сидел в тюрьме, а оттуда бежа  и з детми в Юрьевец Поволской, умре, а дети Родион и Ти­мофей от скудости сошли на реку Чусовую в вотчины Строгановы, ему породи детей: у Родиона два сына: Дмитрей да Лука; у Тимофея дети: Гаврило да Фрол да Василей. И онной Василей был силен и велеречив и остр, хо­дил у Строгановых па стругах в работе по рекам Каме и Волге, и от той работы принял смелость, и прибрав себе дружину малую и пошел от работы на разбой, и от них звался атаманом, прозван Ермаком, сказуется дорожной артельной таган, по вол[ж]ски — жерновой мелнец рушной».
Приведенное «родословие» Ермака носит вполне ска­зочный характер. Фольклорный мотив «разбоя» распро­странен в нем на предков атамана в двух поколениях. Рассматривая имя Ермак как прозвище, авторы «родосло­вия» приписывали этому прозвищу совершенно чуждое ему значение — «таган», или «жернов». Подлинное про­звище Ермака они забыли, что и привело их к очевидной ошибке — замене имени Ермак именем Василии. Воз­можно, в строгановских вотчинах XVI пли XVII в. и жил разбойник Василий Аленин, но к Ермолаю Тимофееви­чу — историческому Ермаку — он не имел никакого от­ношения.
Когда литовцы взяли в плен нескольких ратных людей из войска, напавшего на Могилев, и потребовали у них назвать имена полковых воевод и голов, пленные не слу­чайно назвали имя Ермака рядом с именами других вое­вод. Сподвижники атамана много лет спустя вспоминали о его долгой службе. Один из них, казак Гаврила Ильин, писал в челобитной царю Михаилу Романову, что он, Иль­ин, «20 лет полевал с Ермаком в поле». Отсюда следует, что ко времени литовского похода Ермак имел уже за плечами многолетнюю службу в станицах в «диком поле». Слова Ильина подтвердил тюменский казак Гаврила Ива­нов, проделавший с Ермаком сибирский поход, а затем «ставивший» города Тюмень, Тобольск, Тару. В челобитье 1622—1623 гг. в Москву Иванов писал, что служил госу­дареву службу «в Сибири сорок два года, а прежде де того он служил нам (царю) на поле двадцать лет у Ермака в станице и с иными атаманы». Приведенное свидетельство объясняет, почему имя Ермака стало изве­стно литовцам: после долгой службы его знали в полках как старого боевого командира.
Ермак казаковал в «диком поле» 20 лет. Он принад­лежал к плеяде пионеров, с деятельностью которых связа­но было самое формирование вольного казачества на Вол­ге и Дону.
Погодинская летопись сохранила уникальные сведения о прозвище Ермака. В связи с первым упоминанием его имени летописец сделал ремарку: «прозвище ему было у казаков Токмак». По-видимому, эти сведения автор По­годинской летописи заимствовал из расспросных речей атамана Александрова. Изучение уральского фольклора позволило Е. И. Дергачевой-Скоп сделать вывод о том, что народная молва на Урале часто соединяла прозвища Ермак и Токмак: «Ермак вовсе не спокойный камень: плывешь бывало мимо нево н крикнешь: „Ермак, Ермак!". А камень и отгаркнется, дескать, верно,: „Токмак, Ток­мак." Ермака и так звали и этак...». В разных говорах слово «токмак» имело различные значения. По Далю, «токмачить» — значит «толочь», «толкать», «бить», «колотить». Словом «токмач» обозначили также пест, «бабу» для трам­бовки земли и пр. В прозвище атамана заключался намек на его недюжинную физическую силу. Что же ка­сается имени Ермак, то его следует рассматривать не как прозвище, а как сокращение полного имени Ермолай.
Поздние портреты Ермака, которые хранятся в Тоболь­ском музее, недостоверны. Большего внимания заслуживает описание внешности Ермака в сочинениях С. Ре­мезова: Ермак «бе бо велми мужествен, и разумен, и чело­вечен, и зрачен, и всякой мудрости доводе, плосколиц, черн брадою и власы прикудряв, возраст средней, и плоск и плечист».
Сибирские летописи, Синодик и некоторые другие до­кументы позволяют с полной достоверностью установить круг соратников Ермака, возглавивших вместе с ним си­бирскую экспедицию. Следуя народной традиции и казачь­им «сказам», С. Ремезов записал следующие сведения па вставные (кунгурские) листы «Истории»: «Было у Ерма­ка два сверстника: Иван Колцев, Иван Гроза, Богдан Бря­зга и выборных есаулов 4 человека». Истолкование при­веденного текста вызывает некоторые затруднения. После указания на «двух сверстников» Ермака автор называет
три имени. Отмеченное противоречие, видимо, объясняет­ся тем, что в глазах С. Ремезова Иван Кольцо и Иван Гро­за — одно и то же лицо. В Сибири было широко распро­странено предание о том, что Ермак после разгрома Ку­чума послал в Москву «атамана казака Грозу Иванови­ча». Согласно «Истории» С. Ремезова, в Москву ездил атаман Иван Кольцо.
Фрагменты из «архива» Ермака, а также подлинные вкладные книги Чудова монастыря 1586 г. неопровержи­мо доказывают, что с вестью о победе в Москву приезжал Черкас Александров.
Атаман Иван Кольцо был в самом деле «сверстником», т.е. главным помощником Ермака в сибирском походе. Ермак никак не мог послать его к царю с «сеунчом», по­тому что почетную миссию подобного рода поручали обы­чно молодым людям, а не старшим командирам.
Чудовские документы 1586 г. выделили из дюжины «сибирских казаков» двух атаманов: Ивана Черкаса Але­ксандрова и Савву Сазонова сына Волдырю. Однако бы­ло бы неверно считать на этом основании, будто назван­ные лица в самом деле были атаманами и возглавляли сотни в войске Ермака. Монахи Чудова монастыря выде­лили Ч. Александрова и С. Волдырю как руководителей сибирского посольства в Москве, и не более того. Приме­чательно, что по возвращении ермаковцев в Сибири их ко­мандиром стал старый атаман М. Мещеряк, а не Ч. Але­ксандров.
С. Ремезов называл вторым «сверстником» Ермака Богдана Брязгу, опираясь в этом случае на сведения, по­черпнутые из «сказа» о его ясашном походе на Обь. Од­нако в «сказе» он был назван не атаманом, а лишь пяти­десятником. Всего точнее чин Б. Брязги определяли документы из «архива» Ермака: «есаул казачей имянем Брюзга». Приведенные данные позволяют исправить не­точность, допущенную С. Ремезовым. В качестве есаула Б. Брязга не мог быть «сверстником» Ермака.
Главными руководителями похода были помимо Ерма­ка и Ивана Кольца выборные атаманы. К числу их бес­спорно принадлежал Матвей Мещеряк, имя которого мно­го раз упоминается в сибирских летописях. В Синодике ермаковым казакам фигурирует «отоман Никита Пан». О его деяниях рассказывает также Строгановская лето­пись. Никита Пан хорошо известен как сподвижник Ивана Кольца. Труднее решить вопрос об атаманском чи­не Якова Михайлова. Сведения о нем содержатся лишь в Строгановской летописи. В раннем Синодике его имя не фигурирует.
Примечательно, что в руководстве сибирской экспеди­ции были пропорционально представлены как ермаковцы (М. Мещеряк, Я. Михайлов, Б. Брязга, Ч. Александров), так и «воровские» казаки (И. Кольцо, Н. Пан, С. Волды­ря). Тот же принцип равнопредставительства соблюдался и в дальнейшем. Например, миссию в Москву возглавили двое лиц — от обеих половин войска.
Имена рядовых участников сибирской экспедиции мо­жно найти в Синодике и во вкладных книгах Чудова мо­настыря 1586 г. В последних названы следующие «сибир­ские казаки»: Иван Михайлов сын Шуянин, Афанасий Абросимов сын Темниковец, Григорий Мартемьянов сын Пережегин, Михайло Григорьев, Тарх Казарин, Юрий Ле­онтьев, Федор Антропов. Казак Феофилакт упомянут в том же источнике как погибший в Сибири. Казак Иев Вышата вернулся из экспедиции совсем больным: за 6 руб. его постригли и устроили в келье больничной в Чудове монастыре. В начале XVII в. в составе тобольской «ста­рой сотни» числились атаман Гаврила Ильин, пятидесят­ники и десятники Остатка Антонов, Ивашка Лукьянов, Ларка Сысоев, Дружина Васильев, Фомка Бородин, Паш­ка Ерофеев. Некоторые из этих «старых казаков», по их словам, служили в Сибири с самого «ермакова взятия». В более поздних документах упоминаются другие участ­ники сибирской экспедиции — казаки Алфер Заворохин, Алексей Галкин, Семен Шемелин. О последнем ого внук Ульян Кузьмин сообщил в челобитной царю, что тот слу­жил «из давних лет, а пришел в Сибирь с атаманьями с Ермаком Тимофеевым с товарыщи, в казаках, и Сибирь тебе, государю, очистил и кровью своею взял за саблею».
Обычно московские власти именовали Ермака и его сотоварищей «волжскими казаками». Но надо иметь в ви­ду, что вольные казаки на разных реках тогда еще не обо­собились друг от друга в виде «войска Донского», «войска Яицкого» н пр. По случаю разгрома посольства В. Пелепелицына дьяки произвели дознание и установили, что вместе с Иваном Кольцом на Волге орудовали казаки из самых разных мест. То «беглые казаки,— заявляли цар­ские дипломаты в Ногайской Орде в 1582 г.,— которые, бегая от нас, живут на Тереке и на море на Яике и на Волге, казаки донские, пришел с Дону, своровали и на­ших детей боярских (Пелепелнцына),а их (но­гайских) послов перебили». Вместе с Иваном Кольцом многие из перечисленных выше казаков присое­динились вскоре к Ермаку.
Итак, помимо волжских и яицких казаков в первой сибирской экспедиции участвовали также казаки с Дона и Терека. Прозвища казаков указывали на их самое раз­личное этническое происхождение: Черкас и Пап (выход­цы из украинских или польских земель), Шуянин (из Шуи), Темниковец (из Темникова), Мещеряк (с Мещеры), Волдыря (так в степях называли людей, родившихся от смешанных браков между русскими и татарами).
Клички давали некоторое представление о прошлом казаков, об их личных особенностях. О казаке Грише Ясыре известно, что он служил конную службу «с Ерма­ком вместе». «Ясырем» в Крыму называли пленных не­вольников. Немало русских людей прошли через татар­ский плен, прежде чем стали вольными казаками.
Прозвище есаула Богдана Брязги передано в различ­ных источниках по-разному. Брюзгой называли ворчливых людей и бранчуг или мастеров выругаться. Слово же «брязга» имело иной смысл. В Нижнем Поволжье его упо­требляли в значении «бить», «хлестать»; «давать оплеу­ху». В Синодике ермаковым казакам упомянуты Иван Карчига и Окул. Иван был, скорее всего, новгородцем. В новгородском говоре «карчига» означало «хрипун». Сло­во «окул» употреблялось в некоторых говорах со значени­ем «продувной». Среди казацкой вольницы хлесткое слово было, как видно, в большом ходу.
В казацком войске царили демократические порядки. В течение всей экспедиции все самые ответственные ре­шения Ермак и выборные атаманы принимали «с совета» и «по приговору» всего «товарства». Примечательно, что в своих воспоминаниях — «сказах» — ветераны похода не­изменно говорили о «Ермаке с дружной» и ни разу не сложили ему отдельной похвалы. Эта особенность «сказов» передалась ранним сибирским летописям, как бы раство­рявшим образ Ермака в действиях всего казачьего отря­да. Для казаков Ермак был одним из равных.
Итак, после обсуждения войсковой круг принял реше­ние о направлении похода. Собравшиеся на Яике казаки могли, как обычно, либо двинуться па Каспийское море к персидским берегам, либо спуститься по Дону на Азо­вское море и напасть на крымские и турецкие берега. Но в конце концов они избрали иные цели. После поражения в Ливонской войне Москва старалась сохранить мир на южных рубежах любой ценой. Напав на Крым либо Пер­сию, казаки рисковали навлечь на себя гнев грозного ца­ря. Ермак и его товарищи решили совершить поход в пре­делы Сибири. Такое решение, по-видимому, носило ком­промиссный характер. Служилые казаки, составившие большинство на казачьем «круге», не желали ссориться с московскими властями. «Воровские» же казаки, постав­ленные царским указом вне закона, стремились уйти по­дальше от тех мест, которые все больше попадали под контроль государевых воевод. Эти устремления отчасти явились отражением нараставшего конфликта между кре­постническим государством и вольной казацкой окраиной, вылившегося спустя два десятилетия в Крестьянскую войну.



Категория: Сибирская экспедиция Ермака | Добавил: anisim (13.11.2010)
Просмотров: 4106 | Рейтинг: 5.0/8 |
Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
<Сайт управляется системой uCoz/>