Выше
уже было указано, что Гмелин прежде всего интересовался имеющимися в Сибири
ремеслами и предприятиями и, узнав, что в том или ином месте имеются те или
иные предприятия, спешил их посетить и описать. Услышав, что недалеко от
деревни Тюменской, на реке Куте имеются солеварни, он отправляется туда: «На
южной стороне Куты имеются два соляных источника, отдаленные друг от друга на
ружейный выстрел. Нижний имеет в диаметре полторы сажени, и в нем так много
воды, что он похож на маленькое озерце, и озерцом его и называют. Другой не
шире аршина. Заметим, что если в озерце приток сильнее, маленький источник
скудеет, и наоборот, из чего можно заключить, что эти источники связаны между
собой. Люди также полагают, что из большего источника летом имеется сток в
Куту, но в жаркую погоду он высыхает. Я не видел маленький источник, так как
дорога к нему была занесена снегом, и из него в это время не берут рассол.
Маленькое озерце вокруг большого источника замерзло, из чего легко заключить,
что рассол не очень крепкий, и я нашел, что в одном фунте воды не на много
больше трех лотов соли. Правда, говорят, что эта вода обычно содержит больше
соли, чем сейчас, и что источник немного закупорился, из-за чего все так и
получается. Да еще говорят, что меньший источник замерзает только последние три
года, что кажется мне подозрительным, так как на мой вопрос, варят ли круглый
год соль, ответили, что это делают только в самое морозное время зимы, так как
рассол в источнике замерзает.
Над
большим источником устроен ящик, вроде колодезного сруба, из которого
вытаскивают воду, и через желоб она идет в хижину, находящуюся на расстоянии в 10
сажень, и течет прямо в выварочную сковороду. О градировании и градирнях в этих
местах ничего не знают. Выварочная сковорода имеет в квадрате примерно 7
локтей и в глубину 7 вершков и выкована из железа. Новая такая сковорода
держится 6 лет, после чего она уже никуда не годится, но и на протяжении этого
времени часто нуждается в исправлении. Она подвешивается за большие балки, и
под нее подкладывается огонь из дров. Первые два или три раза, когда в ней
варят, соль получается серая, так как сковорода кое-где протекает, и за 24 часа
получают 20—25 пудов соли. Но когда все щели законопачены и в сковороде
образовалась корочка из соли, соль становится белая как снег и за 24 часа
получают 60 пудов соли, за какое время вываривают по меньшей мере 847 ведер
воды; так как на дно оседает нечто вроде белого песка, правда, соленого, но
выбрасывают его как ненужный, и если этот песок оседает в большом количестве,
как говорят, каждый раз на палец толщиной, то можно считать еще дополнительно
200 ведер воды, которые нужно выварить. Этот соляной песок применяется с
большой пользой на медеплавильных заводах в Селенгинске, чтобы отделить железо.
На месте эту соль казна продает за 17 копеек, в Илимске же и в других местах
Илимской области за 27 копеек за пуд. Очень выгодно для этой солеварни, что в
тамошних местах большой избыток дров. А так как там еще и много хорошей
пахотной земли, то помимо солеварни там заложили деревню, которую называют
Усольской деревней, и имеет большое население».
31
марта 1736 года Гмелин пишет в своем дневнике: «Мы ехали из Усть-Кута почти все
время в направлении между западом и юго-западом, в некоторых местах река имела
большие повороты. По дороге мы встретили довольно много деревень, которые были
очень малы, и чаще всего состояли из одного дома. Ибо горы подходят к самому
берегу, и в некоторых местах, где нет гор, находится густой лес. Ни один
сибирский крестьянин не рискует устроить пашню там, где она не приготовлена
уже самой природой. Должно быть свободное поле с хорошим черноземом, или по
крайней мере там должно быть совсем мало деревьев. Следовательно, только в
таких местах могут быть деревни, а так как редко в одном месте бывает земли
поболее, чем нужно, чтобы содержать крестьянина и его семью, то и деревни
обычно состоят только из одного дома. Во всех деревнях, мимо которых мы
проезжали, мы заметили, что крестьяне много занимаются ловлей белок, которые в
этих местах очень часто встречаются. Способ, которым пользуются при их ловле,
не очень труден. Это происходит через ловушку, которая называется плашкой. Две
тяжелые доски одинаковой величины кладут друг на друга и в одном конце так
скрепляют, что верхнюю от нижней в другом конце по желанию можно приподнять.
Между этими двумя досками в том конце, где они расходятся, вставляется тонкая
деревяшка высотой приблизительно в 4 дюйма; эта деревяшка имеет приблизительно в
середине вырез, и между этим вырезом и нижней доской вставляется для большей
чувствительности еще деревяшка покороче. Эта деревяшка тоже имеет вырез, и на
нем покоится другая тонкая деревяшка, положенная по длине доски и заканчивающаяся
примерно в середине доски. К этому концу привязывают кусок сушеной рыбы для
приманки, ибо ни мясо, ни свежая рыба для этого не годятся. Ловушка ставится на
дерево, и белка, когда добирается до приманки, убивается верхней доской.
Некоторые крестьяне имеют тысячи таких ловушек, и главная добыча идет с начала
марта до середины апреля. Те, которые занимаются ловлей с большим рвением, в
это время живут в лесу, чтобы все время готовить ловушки. Для этой цели многие
строят себе в лесу зимние хижины. Те, которые довольствуются меньшим, особенно
если ловушки расставлены вблизи, каждые пять-шесть дней идут из своей деревни,
чтобы осмотреть ловушки и снова их насторожить. Как выгодна эта ловля, можно
легко видеть из того, что многие рабочие нанимаются крестьянами на год и довольствуются
третьей частью пойманных белок вместо жалованья. Если же нанимать в этих местах
рабочих за деньги, то они редко берут меньше 20—25 рублей в год, и еще надо им
дать еду. Продажа пойманных белок не затрудняет крестьян, и хотя эти белки и не
лучшего сорта, иркутские купцы их прилежно скупают и чуть ли не дерутся из-за
них. За тысячу белок дают 27 рублей. Так как крестьяне часто находят в ловушках
белок-летунов, то бывает, что они в связки настоящих белок примешивают
летучие, что покупатель не сразу замечает, так как нет такой привычки, чтобы
развязывать все связки. Но обман легко заметить, так как эти два вида белок
почти ничего общего кроме названия и способа передвижения по деревьям не имеют.
Форма тела у одного совсем иная, чем у другого, и летучие белки похожи больше
на крысу. Отличаются они между собой главным образом тем, что между передними и
задними лапами имеют мех шириной свыше дюйма, который они могут распустить и
ослаблять, и поэтому могут немного летать. Хвосты их не такой длины, как у
белки, и цвет их больше отдает желтым, чем черным».
Находясь
в Усть-Ильгенской в мае 1736 года, Гмелин обратил внимание на оживленную
навигацию по реке. Он пишет:«Мы видели, как только вода открылась, много
плотов, проплывающих мимо Усть-Илги. Жители этих мест слишком ленивы, чтобы
строить суда. Они имеют обыкновение возить большое количество муки в Якутск,
так как могут ее там выгодно продавать. Постройка плота обходится крестьянину
дешевле; лес для этого у них перед дверью и бесплатно, и постройку совершают
они сами. Они могут нагрузить на плот 1000—2000 пудов муки, если плот
достаточно большой. Таковую (муку) грузят они не в мешках, а делают шалаш в
середине плота, куда засыпают всю муку. В Якутске продают они не только муку,
но и плот, который тамошние жители используют как топливо, так как они рано
выезжают из своих деревень, они в то же лето возвращаются. Правда, иногда
случается, что якутские жители не сразу покупают всю муку, если ее слишком
много доставили, в этом случае канцелярия его величества казны скупает муку по
более дешевой цене, чтобы не отпугивались крестьяне возить муку в дальнейшем.
Поэтому они всегда возвращаются с хорошей прибылью, а так как они еще хорошо
зарабатывают белкованием, то крестьяне на Лене не могут жаловаться на плохое
существование... Каждая крестьянка имеет шелковые платья, и мужчины пьют по любому
поводу. Эта привычка ленских крестьян возить каждый год муку в Якутск были одна
из причин наличия многих плотов, другая была связана с Камчатской экспедицией.
Так как для отправляемых туда людей не было достаточно провизии, то в этот год
нужно было ее еще много доставить, и для этого нужны были плоты, так как
считали, что фрахт обойдется казне не так дорого, как обычно. Я не могу об этом
судить, я только заметил, что плот, оплачиваемый казной, той же величины, как и
крестьянский плот, берет только половину его груза, не говоря уже о том, что
казна оплачивает плохой плот дороже, чем частные лица хороший. Кроме того, ни
один плот, принадлежащий его величеству, не имеет меньше восьми, а то и больше
человек, в то время как крестьяне никогда больше четырех не берут, а по первой
воде не больше двух. Наконец, нужно еще учесть, что и на хороших плотах во
время поездки много муки мокнет и портится, а на плохих погибает еще того
больше. Я еще по поводу этих плотов могу сказать, что для их причаливания к
берегу не применяются обычные канаты из конопли, а вяжут из тонких веток
особой ели канат толщиной в руку и больше, и такой канат держит так крепко, что
не было примера, чтобы он разорвался».
6
августа 1736 года Гмелин вместе с группой участников экспедиции посетил
слюдяные разработки на Маме. Они перебрались через Маму, поднялись по Витиму до
ручья Колотовки: «Слюдники — люди, которые разыскивают слюду, и там, где они
находят места с слюдой, они поджигают лес, чтобы найти еще такие места. Все
горы покрыты мохом и деревьями, и снаружи не видать, что в них имеется, и когда
мох и корни сгорят, то при солнечном свете можно видеть блестки слюды, и многие
находят таким путем (слюду). Когда мы приблизились к ручью Колотовке, мы видели
большую лодку с навесом, вытянутую на берег, и несколько собак, а вскоре затем
увидели шалаш промышленников и их самих. Было большим счастьем, что мы прибыли
как раз в этот день, в праздник Преображения господне. Никогда не найдешь в
шалаше промышленника, как только з воскресенье или в праздник, и местность
такая дикая, что долго нужно было бы бродить, чтобы их найти. Они не устраивают
себе дорог, и редко рудники существуют так долго, чтобы от ходьбы образовалась
бы в конце концов дорога. Промышленники валялись в шалаше. Там не было печки, а
печь для выпечки хлеба была снаружи, сложенная из камней без глины. Но они не
могут быть без печи. Как бы далеко они ни отправлялись, они не берут с собой
хлеба. Они выпекают время от времени свежий, от чего они еще имеют то
преимущество, что всегда могут сделать себе квас.
|