Второй район исследований определяется положением
стоянки карбаса Ефима Хатанзея, по Молчанову, на южном берегу пролива Маточкин
Шар против ледника Третьякова — превосходного ориентира, присутствующего на
всех картах пролива Маточкин Шар. Это означает, что от предшествующей стоянки
оба начинающих исследователя удалились вместе с Хатанзеем, который, естественно,
управлял своим «судном», всего на 15 км. Отсюда Русанов изучал ледник
Третьякова на Северном острове. Позднее он описал особенности ледника Вэлена
(названного им так в честь одного из преподавателей Сорбонны) на Южном острове
на противоположном берегу пролива. Вместе с наблюдениями над ледниками Митюшева
Камня это позволило ему сделать вывод о том, что «прибрежные ледники и ледники
внутренних долин находятся в состоянии отступания» (1945, с. 270) — вывод,
который сохраняется на протяжении столетия.
Третья стоянка в отчете Молчанова обозначена несколько
неопределенно, и скорее всего она находилась где-то неподалеку от
предшествующей. Такая неопределенность возникла из-за смены собственных
названий на старых и новых картах, но работы в этом третьем районе не привели к
особо важным результатам.
Четвертый район исследований Русанова располагался на
северном побережье Маточкина Шара между так называемым Переузьем и кутом
Белушьей губы на Северном острове. Исторически сложилось, что на обоих островах
Новой Земли два одноименных залива. Поиск осуществлялся на удалении примерно 60
километров от становища, причем лед в проливе помешал дальнейшему плаванию к
Карскому морю, до которого оставалось всего 40 километров. В создавшейся
ситуации было решено оставить Хатанзея с его карбасом дожидаться улучшения
ледовой обстановки примерно в районе современного мыса Гатиева, а самим выходить
западнее гор Серной и Куплетского в кут Белушьей губы по долине ручья. Ручей в
50-е годы XX века был назван геологами Халькопиритовый по многочисленным
находкам этого минерала (медного колчедана), о чем сообщает также и Русанов. В
маршруте 14 августа, протяженностью всего в 17 километров, Русанов провел
очередные наблюдения на небольших горных ледниках — как и ранее, их концы
находились на некотором расстоянии от конечных морен, что свидетельствовало об
их отступании. Один из ледников он назвал в честь своего спутника — правда, у
французов при издании работы Русанова он превратился в ледник Менделеева. В
куту Белушьей губы они встретили охотников-нен-цев, родственников Хатанзея, у
которых и заночевали, а еще двое суток спустя они сухим путем достигли своей
цели — мыса Выходного. Оттуда прошли на север вплоть до залива Канкрина,
наблюдая в Карском море сложную ледовую обстановку. В своем отчете Молчанов
писал: «У берега был сплошной лед, на горизонте была видна полоса чистой воды;
к северу льда было гораздо меньше, чем к югу» (1908, с. 16). Такая ситуация была
подтверждена также наблюдениями с борта судна герцога Орлеанского (еще один
турист из аристократов) «Бельгика», попавшего в это же время в вынужденный
дрейф у восточного побережья Новой Земли. Так как намеченная цель была
достигнута, оставалось возвращаться. Уже 18 августа путешественники вернулись к
ненцам в Белушью губу, куда Хатанзей, дождавшись ухода льдов, привел свой
карбас. 22 августа вместе с ненцами, направлявшимися в Поморскую губу, они уже у
Переузья попали в сильный шторм, когда ветер сбрасывал крупные камни с
окрестных гребней, с грохотом катившиеся по склонам — это было сугубо
новоземельское проявление разбушевавшихся стихий. До Поморского они добрались
лишь 26 августа, где в ожидании судна совершали маршруты в окрестностях на
протяжении двух недель. Для Русанова первый полевой сезон на Новой Земле, в
котором он в полной мере ощутил себя полярным исследователем, навсегда
«заболев» Арктикой, был успешно завершен.
Особо остановимся на научных достижениях этого
путешествия, в котором на него обрушился такой вал новой природной информации,
что он не смог его в полной мере освоить в специальной работе в короткий срок.
Видимо, он намеревался в будущем посетить многие объекты для повторных наблюдений.
Тем не менее главный результат Русанов видел в том, что он «впервые установил
общее отступание ледников на Новой Земле» (1945, с. 227).
Позднее это достижение превратилось в новое
направление исследований для многих ученых в связи с проблемой потепления
Арктики, поскольку поведение ледников подтверждало это. Таким образом, уже в
своей первой экспедиции Русанов приступил к характеристике природного процесса,
что было в ту пору новым словом в изучении высоких широт. Подобное удается
далеко не каждому полевому исследователю в своей первой экспедиции — подобный талант
сродни таланту солиста в отличие от рядового оркестранта.
Разумеется, среди самых первых достижений Русанова на
Новой Земле вывод об отступании ледников оказался не единственным. Была
выполнена детальная рекогносцировка, разведка побережья с выявлением целого
ряда важных объектов наблюдений (помимо ледников, разумеется) — обнажений
слагающих пород, террасированных участков побережья, характерных форм рельефа и
т. д., что позволило целенаправленно возвращаться к ним позднее, когда он
смог изложить наконец свои чисто зрительные впечатления от великолепной природы
Маточкина Шара:
«Кто проходил Маточкиным Шаром, тот, вероятно, никогда
не позабудет удивительной красоты дикой и величественной панорамы, которая там
постепенно развертывается. Сколько прелести и разнообразия в сочетании зеленых
морских волн с обнаженными и разноцветными горными складками, со снегом и
ледниками! Пользующиеся такой известностью у туристов норвежские фиорды тусклы
и бледны по сравнению с удивительным разнообразием и оригинальной яркостью
форм, цветов и оттенков этого замечательного и в своем роде единственного
пролива» (1945, с. 156). В таком восприятии арктической природы в нем заговорил
не только исследователь, переполненный восхищением от увиденного и
достигнутого, но и тонкий художник. И все-таки главным событием первого
русановского полевого сезона на Новой Земле стало то, что Россия обрела в лице
Русанова одного из своих самых выдающихся полярных исследователей, что выяснилось
уже в ближайшем будущем — для этого было нужно время и новые экспедиции, о
которых будет рассказано дальше. Несомненно, он сам испытывал глубокое душевное
удовлетворение, обнаружив в себе способность к работе в самых сложных природных
условиях, а главное, в зависимости от обстановки импровизировать, что
называется, на ходу, на пути к достижению цели.
|