При этом он столкнулся с целым рядом обстоятельств,
которые было невозможно предвидеть. Так, при расчете необходимого времени
Русанов посчитал, что Варпаховский в оценке длины Безволосной ошибся вдвое — на
деле же оказалось, что втрое и такой просчет (рядовое событие для
необследованных мест) имел самые тяжелые последствия: «Пищевых запасов нам не
хватило; голодая несколько дней, блуждали мы вдвоем с рабочим по болотам
водораздела и, открыв водораздел и верховья Безволосной, сильно истощенные
крайне утомительными переходами и голодом, с трудом добрались до нашей лодки и
спустились обратно, вниз по Безволосной» (1945, с. 312). Место, где была оставлена
лодка, можно примерно определить исходя из указания Русанова, что «в верстах
пятидесяти от устья начинаются довольно частые, хотя и не длинные завалы
упавшего леса», форсирование которых оставило у него достаточно сильные
впечатления: «Перебираться через завалы с такими ограниченными силами, какими я
располагал, было делом нелегким: часто приходилось разрубать топором ветви и
толстые сучья, с усилием отпихивать мешающие бревна и, стараясь упираться в
шаткие и скользкие стволы, перетаскивать через них лодку, не раз рискуя
соскользнуть в воду. В трех местах завалы были настолько значительны, что
приходилось разгружать лодку и волоком тащить ее до свободного пространства
реки. Длина-таких больших завалов сравнительно невелика-самый большой из них
имеет не более 15 саженей длины, причем обращенный к устью нижний конец их
достигает значительной вышины — до 2 и даже 3 саженей — и резко обрывается,
напоминая собой мельничную плотину, если подплывать к завалу снизу.
Несколько выше, чем в 60 верстах от устья, завалы становятся
настолько многочисленными, что после целого дня огромных, почти непрерывных
усилий мы едва ли прошли 7 верст. Вверх по реке завалов становилось больше,
хотя они нигде не идут сплошной массой и не слишком длинны; но подавляющая
масса их заставила покинуть лодку и пешком отправиться на поиски верховьев
Безволосной и водораздела» (1945, с. 312–313). Таким образом, для восстановления
маршрута по современной карте можно принять с большой долей вероятности, что в
лодке, включая участки с завалами, Русанов со своим рабочим поднялся почти на
70 верст от устья Безволосной, преодолевая многочисленные препятствия на своем
пути. Нельзя не отдать должное его упорству, причем последующие события
показывают, что оно, к счастью, не перешло в упрямство.
Оставалась, однако, проблема водораздела и истоков
Березовки. Для ее решения потребовались новые усилия, когда запасы
продовольствия оказались весьма ограниченными, а тайга не всегда щедра к
путешественникам, даже вооруженным огнестрельным оружием. Русанов, описывая
свои скитания в дебрях верховий Печоры, не упоминает о грибах и ягодах, видимо,
отсутствовавших из-за исключительно сухого и жаркого лета. «Оставляя
лодку, — повествует он о продолжении своих поисков, — мы могли нести
лишь очень ограниченный запас пищи. Сделав чрезвычайно утомительный переход в
31 версту к западу, где я надеялся встретить Березовку и ничего не встретил, я
возвратился назад южнее, причем пересек волжско-печорский водораздел и
наткнулся на истоки Безволосной» (1945, с. 313). Это место требует
определенного комментария. Даже если считать, что поход от лодки и выход на
истоки Безволосной потребовал всего двух (в крайнем случае трех) суток, такой
пеший маршрут протяженностью примерно 70 километров (а с учетом возвращения к
лодке от истоков Безволосной не менее 80 по шагомеру) в описанных условиях
потребовал напряжения всех сил на крайне ограниченном рационе. «Так как в
течение двух дней у нас не было пищи, кроме одного случайно застреленного
рябчика, — продолжает Русанов, — …я должен был заботиться, чтобы не
погубить от голода и истощения своего единственного рабочего и себя, и
решительно не имел возможности следить за румбом, нанося на план все
бесконечные извилины реки. Нанесение на план требует много времени, а нам
приходилось дорожить каждой минутой, каждым шагом, чтобы не погибнуть от
истощения среди бесконечных лесов и болот…
Вопреки мнению Варпаховского, который считал эти
болота местами непроходимыми, я их мог беспрепятственно пересечь в любом
направлении и дважды перешел их… в различных и удаленных друг от друга местах.
Быть может, исключительно сухое и жаркое лето сделало эти болота доступными, но
единственно, что приходилось делать, идя по ним — это следить, чтобы не попасть
в небольшие темные лишенные даже скудной растительности круговины, жидкая тина
которых так быстро засасывает ноги, что иногда бывает нелегко вырваться из этих
предательских капканов. Лишь по окраинам болота ютятся редкие группы чахлых,
приземистых и корявых сосенок. Самое болото совершенно лишено древесной
растительности… В одном месте болото образует заметный склон, идущий к югу и
северу; вода проложила здесь заметные, хотя и высохшие теперь, в середине лета,
ложбины. Ложбина, идущая к северу, приводит в том месте, где начинается лес, к
ряду глубоких ям, расположенных террасами, одна ниже другой, и наполненных до
половины темной водой; эти ямы не что иное, как верховье реки Безволосной.
Здесь Безволосная течет в северо-северо-восточном направлении. У самых истоков
Безволосной, на границе болота, в ложбине у ям, на левой стороне, считая вниз
по течению, я обрубил березу и на импровизированном столбе написал следующее:
"Верховья Безволосной. Изыскания водного пути Березовка — Безволосная. 21 июля
1903 года. Влад. Русанов”».
|