Потанин опять поселился у Демиденковых и сделал визит
лесничему, чтобы возобновить свою работу для крестьян. От лесничего он узнал,
что в Никольск летом прибыл еще один ссыльный, студент Казанского университета
Лаврский, который очень тоскует в одиночестве. Григорий Николаевич поспешил
познакомиться с ним.
Потанин очутился после ряда лет опять в культурном
обществе. Лаврский в Казани был главным редактором либеральной «Камско-Волжской
газеты» и инициатором устройства дешевой столовой для студентов, которая
выписывала несколько политических газет и сделалась центром общения студентов.
Он предполагал, что выслан из Казани за эту именно общественную деятельность,
так как других провинностей за собой не знал; ему не было объявлено, за что его
ссылают, а департамент полиции на его вопросы о причинах ссылки ничего не
отвечал.
Второй год жизни в Никольске прошел для Григория
Николаевича гораздо интереснее; он подружился с Лаврским и другим ссыльным,
Лутохиным, студентом технологического института, с которым познакомился уже в
Тотьме. Они корреспондировали в «Камско-Волжскую газету», привлекли к этому
делу и Ядринцева, отбывшего ссылку в Шенкурске.
К Лаврскому приехали на время его мать и сестра
Александра Викторовна, которая служила классной дамой в нижегородском
епархиальном училище. Потанин познакомился с приехавшими. Молодые люди
понравились друг другу. Александра Викторовна была в восторге от природы
Никольска. После ее отъезда у Григория Николаевича началась с нею переписка.
Потанин задумал вести метеорологические наблюдения, получил для этого из
Петербурга инструменты. Но у него не было часов, и он просил Лаврскую выслать
их. Деловая переписка перешла в интимную; Лаврская согласилась стать женой
Потанина. Она приехала в Никольск, они повенчались и остались жить у
Демиденковых.
Метеорологические наблюдения, требовавшие большой
аккуратности, приучили Потанина к ведению дневника, к размеренной жизни, к
описанию явлений природы. Все это очень пригодилось ему в дальнейшем при
путешествиях по Внутренней Азии.
Лаврский в это время был уже переведен по состоянию
здоровья в Самару, а молодая чета жила в Никольске одна в течение третьей зимы ссылки.
Но весной следующего 1874 г. вышел манифест, по которому Григорий Николаевич
получал право выезда из места ссылки во все города, кроме столиц. Он простился
с Никольском и поехал с женой в Нижний-Новгород, где жила ее мать.
Здесь он вскоре получил известие, что по просьбе П. П.
Семенова, помнившего об изгнаннике, шеф жандармов возбудил ходатайство о полном
помиловании Потанина. Последнее было дано, и Григорий Николаевич поехал в Петербург
и явился к П. П. Семенову, который заявил ему, что первая же экспедиция в
Центральную Азию остается за ним и он может рассчитывать на нее. В это время
Пржевальский только что вернулся из своей первой экспедиции, результаты которой
возбудили большое внимание и интерес к изучению сопредельных стран Азии.
Но Потанин попросил отсрочить начало экспедиции в
Монголию, которую он наметил для начала, чтобы подготовиться к ней изучением
литературы и методов собирания геологических коллекций.
Чтобы поддержать Потанина материально на время,
оставшееся до экспедиции, П. П. Семенов передал ему платную работу по
составлению дополнений к известному сочинению «Азия» Карла Риттера в русском
переводе; эту работу он сам начал для Географического общества. Работой над
«Азией», связанной с изучением всей новой литературы по Монголии и пограничной
с ней Южной Сибири, Григорий Николаевич занимался по вечерам, а днем он ходил в
геологический кабинет университета, к профессору Иностранцеву, учился приготовлять
шлифы горных пород, т. е. тонкие разрезы их для исследования под микроскопом. В
этих занятиях прошла зима, а летом он поехал с Иностранцевым в Крым для
геологических исследований условий водоснабжения царских имений Ливадии и
Ореанды. Таким образом, сибирский сепаратист, бывший каторжанин и ссыльный, по
иронии судьбы должен был способствовать благоустройству царских владений.
|