Встречался А.П. Римский-Корсаков и с другими
осужденными декабристами, следовавшими под конвоем в Сибирь через территорию Новгородской
губернии. В Ладоге произошла встреча с И.Д. Якушкиным, вспоминавшим: "В
нашу комнату вошел человек очень порядочной наружности, фельдъегерь хотел было
не пустить его к нам, но вполне смирился перед ним, когда узнал, что это был
Римский-Корсаков. Беседа с Корсаковым была для нас очень приятна и любопытна.
Он сообщил нам некоторые известия о том, что делалось в Петербурге, и известил
нас также о проезде Муравьева и Бестужева, с которыми виделся".
Воин Андреевич, разумеется, не мог не знать об этих
поступках отца и их последствиях.
Унаследовав многие отцовские качества, он также
проявлял независимость суждений и поступков, в той мере, в какой позволяли
жесткие рамки флотской дисциплины и субординации. В письмах к родителям Воин
Андреевич бывал предельно откровенен и порой давал весьма резкие и нелестные характеристики
высокопоставленным сановникам. Наоборот, о простых людях, тружениках Воин
Андреевич отзывался обычно с большой теплотой, будь то дворовый или матрос. Еще
в ранних письмах, адресованных родителям, он с трогательной заботой вспоминает
о няньке и просит отца: "Берегите Дуняшу за то, что она несколько лет за
мной ходила". Командуя впоследствии боевым кораблем, В.А. Римский-Корсаков
проявлял неустанную заботу о команде, а в своих письмах и записках не забывал
упомянуть о рядовых матросах, без которых был бы невозможен успех дела.
Воин Андреевич Римский-Корсаков родился 14 июля 1822
года в имении родных матери, в Малоархангельском уезде Орловской губернии.
Андрей Петрович еще служил в Новгороде, когда восьми лет от роду маленький Воин
был определен в морское отделение Александровского корпуса в Царском Селе. Как
видно из эпистолярного наследия мореплавателя, в корпус он смог поступить не
сразу, вероятно, лишь после настойчивых хлопот со стороны отца и дяди. До этого
маленький Воин некоторое время обучался в частном французском пансионе. В
пансионе мальчик получил неплохие основы начального образования. Об этом можно
судить хотя бы по ранним письмам Воина, написанным вполне уверенной рукой.
Определить сына на морскую службу родителей заставили,
по-видимому, два обстоятельства. Новгородскому вице-губернатору приходилось
заботиться о будущей судьбе сына, который не мог рассчитывать на богатое
наследство. Чуждый мздоимству, Андрей Петрович не собирался приумножать
богатство свое общепринятыми в чиновничьей среде нечестными методами, да и не
очень надеялся долго ужиться с сановной верхушкой. И кроме того, отец хотел внушить
сыну веру в необходимость пусть суровой, но честной службы Отечеству. В ту пору
традиции российского флота были связаны со славными именами Ушакова, Лазарева,
Крузенштерна, Беллинсгаузена и их подвигами в огне сражений или на дальних
неизученных меридианах.
Морское отделение Александровского корпуса давало, по
существу, начальное образование с некоторым специальным уклоном, обеспечивающим
последующее поступление в среднее военно-морское учебное заведение. Отсюда Воин
Андреевич поступил через три года в Морской кадетский корпус, размещавшийся в
Петербурге на Васильевском острове.
Во главе корпуса стоял тогда (с 1827 года) выдающийся
русский мореплаватель контр-адмирал Иван Федорович Крузенштерн, вписавший
славную страницу в историю русских географических открытий. Он немало сделал
для улучшения системы воспитания будущих морских офицеров, стремился расширить
круг общеобразовательных дисциплин. Значительные суммы тратились на
приобретение разнообразных учебных пособий, моделей кораблей, приборов,
пополнение библиотеки многими русскими и иностранными сочинениями; были
основаны корпусной музей, а также астрономическая обсерватория. Новый директор
предпринял серьезную перестройку здания Морского кадетского корпуса на
набережной Невы с целью создания лучших условий для занятий и размещения
кадетов.
Но в условиях жестокой николаевской реакции все самые
добрые побуждения отдельных военачальников не могли существенным образом
смягчить общий казарменный дух. Все нововведения Ивана Федоровича Крузенштерна
как директора корпуса оказались лишь полумерами и не меняли существа воспитательной
системы.
В.П. Одинцов, оставивший свидетельства о корпусной
жизни времен И.Ф. Крузенштерна, писал: "Новичкам обыкновенно в первое
время плохо приходилось от преследования товарищей". Другой воспитанник
корпуса тех лет, А.С. Зеленый, свидетельствовал: "…нравы самих кадет и их
обращение друг с другом в мое время были поистине варварскими. И чем старше
рота, тем грубее были нравы и обычаи воспитанников… Мы беспрестанно
дрались". По его словам, фельфебели, унтер-офицеры, ефрейторы занимались
рукоприкладством. В положении париев оказывались "задорные", которые
имели неосторожность пожаловаться офицеру на товарища. Их окружали всеобщим
презрением, ими гнушались, как зачумленными, просто старались не замечать.
Никто не хотел сделаться "задорным" и предпочитал терпеть самоуправство
старших и сильных.
Император Николай I нередко наведывался в корпус или
на корабли корпусной эскадры, выходившие в летние месяцы к Петергофу. Являясь в
корпус, он допускал показное панибратство с воспитанниками младших классов.
Случалось, однако, что государь выходил из своей Роли
доброго "отца-командира" и устраивал всему корпусу жестокий разнос,
если находил какие-либо непорядки в строевой службе или оставался недоволен
смотром. Этих смотров, проводимых суровым царем, в корпусе боялись как огня.
Примечательный и, очевидно, далеко не единичный случай приводит сам Воин Андреевич
в письме к родителям от 7 июня 1836 года. Николай I делал смотр корпусу.
Приехал он, будучи не в духе, остался крайне недоволен воспитанниками и
разбранил их. "Нас учили целых три недели ружейной экзерциции по 6 часов в
день, классов не было, — пишет по этому случаю Воин. — Не знаю, как
для других, но для меня это очень было неприятно, тем более что фронтовая служба
для меня хуже горькой редьки". Характерное признание. Как правило, Воин
Андреевич на тяготы корпусной жизни родителям не жаловался. С жестокими
корпусными нравами, вечными драками среди воспитанников, культом сильного,
постоянной муштрой и вспышками царского гнева Воин Андреевич, по-видимому,
примирился как с явлением, в тех условиях неизбежным.
Ряд писем В.А. Римского-Корсакова к родителям,
относящихся к периоду учебы в Царском Селе и Петербурге, позволяют судить о
том, как формировалась личность будущего морского офицера, расширялся круг его
интересов.
Ранние письма маленького Воина очень кратки. Иногда
они написаны на французском языке. Мальчик сообщает о прогулках по большому
царскосельскому парку, обещает родителям хорошо учиться и вести себя. Встречи с
царем для кадета — события первостепенной важности. Воин еще всецело находится
под влиянием того легендарного образа "простецкого" и доброго
"отца-императора", который искусно создавался самим Николаем
Павловичем.
Но по мере того как Воин Андреевич взрослел и мужал,
проявления его ребяческих верноподданнических чувств как-то приглушались,
стирались. Тон писем к родным становился более критическим. Расширялся круг
интересов Воина, его замечания более метки и наблюдательны. Не могли не
взволновать пятнадцатилетнего юношу гибель великого Пушкина и отклики
общественности на это событие. В письме Воина отцу, датированном 16 марта 1837
года, встречается такая примечательная фраза: "На смерть А.С. Пушкина
здесь появилось множество стихов, один из сочинителей гусарский офицер
Лермонтов отправлен на Кавказ за некоторые стихи против Двора".
|