А еще через два дня наша машина, крытая брезентом,
остановилась у высокой плиты, воздвигнутой когда-то рядом с могилой древнего
воина и вождя тюркских племен — князя "Голубых тюрков" принца
Кюльтегина. Над могилой синело, как и в незапамятные времена Кюльтегина,
Бильге-хана и мудрого советника Тонью-кука, оставивших в память потомкам свои
каменные летописи, то же самое "вечное синее небо", о котором
рассказывали полуистертые временем надписи на могильных камнях".
Окладникова влекли сюда не только эти замечательные,
но уже известные ученым памятники. Еще больше его манила широкая долина Орхона
с такими же, как и в Сибири, древними террасами-уступами, на которых в глубокой
древности горели костры охотников на мамонтов и других животных ледниковой
эпохи. Эти террасы могли многое рассказать опытному и знающему исследователю о
формировании рельефа, об истории ландшафтов и климата на протяжении многих
десятков тысяч лет. Мощные напластования, словно страницы книги, которую
создавала трудолюбивая природа, возможно, хранили и остатки деятельности самого
человека. Важно было нащупать, найти ту ниточку, которая привела бы археологов
к пониманию древнейшей истории народов Центральной Азии. Открытие палеолита на
Орхоне было бы первым и, может быть, главным шагом к решению проблемы, которая
уже так давно привлекала внимание ученых многих стран мира.
…Рано утром, когда солнце только позолотило юрты
сомона, в котором остановилась экспедиция, Окладников вышел на берег Орхона и
зашагал вдоль реки, внимательно вглядываясь в обнажения террас. В этот день он
решил пройти пешком, тщательно обследуя берега реки, где особенно рельефно выступали
террасы, перерезанные многочисленными оврагами.
Утро выдалось прохладное и свежее, и было приятно идти
вдоль реки, сознавая, что каждый камень, каждый поворот русла хранит здесь
бесчисленные тайны истории. Часто по берегу попадались могильные памятники
бронзового века и средневековья. В водах Орхона много раз поили своих коней загадочные
гунны, на его берегах раскидывали златоверхие шатры тюрки и воины Чингисхана.
На этот раз все внимание Окладникова было направлено на береговые обрывы.
Ученый без устали то спускался в глубокие овраги, то поднимался по крутым
откосам на двадцатиметровую высоту, чувствуя, что каждую минуту очередной уступ
может не выдержать, и тогда он покатится вниз, увлекая за собой подмытые
весенними потоками нависшие над рекой мощные пласты земли, перемешанные с
галечником.
К обеду Окладников почувствовал усталость. Солнце
стояло в самом зените и пекло нещадно. Вспомнилась Средняя Азия. Особенно жарко
и душно становилось на верхних площадках террас. Во все стороны расстилалась
ровная степь, поросшая душистыми травами. Кругом ни души. Только
орлы-стервятники высоко парили над головой, выискивая добычу. Хотелось лечь на
теплую землю, закрыть глаза и дать отдых уставшему телу. Но впереди была еще
дальняя дорога.
За это время Алексей Павлович нашел только одну
стоянку бродячих охотников неолитического времени. Несколько тысяч лет назад
небольшое племя остановилось на берегах Орхона, и там, где стояли их легкие,
переносные жилища, Окладников подобрал несколько наконечников стрел, ножи, скребочки
для обработки шкур диких животных, резцы, которые тщательно и любовно
выделывали из неподатливого кремня и халцедона мастера каменного века. Но это
только начало. Памятники такого рода давно известны в Монголии.
Окладников спустился к реке. Холодная вода освежала
тело, банка сгущенного молока придала новые силы. Предстояло пройти еще около
пятнадцати километров до основной базы экспедиции. И снова овраги и террасы.
Одежда перепачкана глиной. Руки исцарапаны в кровь о кустарник и колючки, через
которые много раз приходилось продираться, поднимаясь к заветному уступу,
обещавшему, как казалось, удачу. Но увы!
К вечеру набежавший ветерок сгустил тучи. Стал
накрапывать дождь, который скоро перешел в ливень. Укрыться было негде.
Окладников прижался к одинокому вязу, чудом уцелевшему на краю обрыва. Потоки
воды на глазах подмывали берег, обнажая могучие корни. Налетевший ветер
сотрясал крону. Молнии, словно огненные стрелы, прошивали черное небо.
Тревожила мысль, чтобы одна из них не попала в дерево. Но опасность пришла
неожиданно и совершенно с другой стороны: мощный порыв сотряс вяз, заскрипели
корни, и дерево стало валиться под откос. Окладников успел отскочить от
падающего дерева, только одна ветка больно хлестнула, оставив на лице красный
рубец.
Ливень кончился неожиданно. Снова выглянуло солнце, и
поникшая трава вокруг заиграла тысячами маленьких радуг. Идти стало труднее.
Ноги вязли в жидкой глине. Часто, поскользнувшись, приходилось сползать с
откосов. От мокрой одежды шел пар, от холода тело била мелкая дрожь.
Уже к самому вечеру, когда солнце клонилось к закату,
Окладников добрел до высокой террасы. Она сразу привлекла его внимание: в
древности здесь можно было устроить хороший охотничий лагерь. Из земли бил
чистый и прозрачный источник — "аршан". Над ним склонились несколько
кустиков, среди которых особо красовалась отцветшая черемуха. На ветках висели
пучки конского волоса, кусочки коней, разноцветные лоскутки. Вода источника,
видимо, славилась далеко вокруг, а место считалось священным и пользовалось
особым уважением. По древним монгольским обычаям, в дар охранявшим его добрым
духам привязывали тряпочки к ветвям те, кто находил у ключа покой и отдохновение.
В ста метрах от ключа стояло несколько юрт, они манили
к себе теплом и уютом. Там можно было согреться, выпить чашку горячего
сутэ-цая. Но, словно магнит, притягивала к себе опытный глаз археолога сама
терраса. Карабкаясь вверх, Окладников вдруг увидел кремень, явно обработанный
рукой человека. Это был нож или, может быть, наконечник копья. Алексей Павлович
внимательно осмотрел склон. За первой находкой последовали другие. Скоро удалось
собрать десятка два обработанных человеческой рукой камней. Характер обработки,
древность отложений не оставляли сомнений: открыт памятник, возраст которого
около 10 тысяч лет.
Удача придала новые силы, и, несмотря на усталость,
Окладников зашагал дальше вверх по Орхону — туда, где против белоснежных вершин
— "субурганов" Эрде-ни-Цзу был уже виден лагерь экспедиции. Через
несколько сот метров попался еще один источник. В лучах заходящего солнца
ученый увидел картину, которая поразила и обрадовала его сердце, уже не раз
испытавшее удивительные мгновения открытий: повсюду на широкой ровной площадке
у источника лежали обработанные человеком камни. Больше всего было гладких,
хорошо окатанных галек, расколотых поперек сильным и точным ударом. Древний
мастер в дальнейшем затесывал один конец и превращал его в острое режущее
лезвие. Обработанный таким образом камень употреблялся чтобы рубить, резать,
тесать не только дерево, но и крупные кости животных. Словом, здесь лежали
заготовки в полном смысле слова универсального орудия, употребляемого древним
человеком на заре его истории, широко известного во многих районах земного
шара.
Рядом с такого рода примитивными инструментами оказались
и другие — ножи, большие скребла, скребки, отличавшиеся более совершенной
формой и тщательностью отделки. Это большое и важное открытие не могло не взволновать
ученого. В Монголии, наконец, найдены бесспорные следы деятельности людей,
живших десятки тысяч лет назад. Безуспешные до сих пор поиски многих экспедиций
увенчались открытием древнейшей стоянки палеолитического человека на берегах
Орхона.
Второй, исключительно важный факт, который
подтверждала эта находка, заключался в том, что первобытное население Монголии
по своим техническим традициям и мастерству обработки камня было во многом
родственно его ближайшим современникам — тогдашним обитателям Сибири. Пульс
начальной истории человечества бился в одних и тех же темпах, как на берегах Енисея,
Лены, Ангары, так и на берегах Орхона.
…Сумерки сгущались. Окладников поднял брюки с
завязанными штанинами, где лежали находки, собранные на этой стоянке, и зашагал
к реке. В Эрдэни-Цзу уже засветились огоньки. Надо было торопиться, тем более
что предстояла переправа на другой берег. Неожиданно по дороге его догнал
всадник-монгол. Увидев одинокого путника, он предложил своего коня, чтобы
добраться до экспедиционного лагеря. Алексей Павлович был неважным наездником и
не рискнул садиться верхом. Он попросил отвезти находки, что и сделал с большим
желанием арат. Место, где была открыта стоянка, по словам монгола, поэтично
называлось Мольтын-ам, что в переводе означает "Черемуховая падь".
Переплыв Орхон, Алексей Павлович вскоре оказался среди друзей, которые с большим
интересом рассматривали находки. Все поздравляли его с блестящим открытием.
Пошли дни за днями, заполненные радостями, огорчениями
и заботами экспедиционной жизни. Возвращаясь из очередной поездки по стране,
Окладников каждый раз любовался Богдо-Уул — величественной горной цепью, которая
украшает столицу Монголии с юга и издревле была местом паломничества монголов.
Десятки легенд и преданий связаны с ее ущельями и вершинами. Не случайно именно
у ее подножия были построены ламами первые ставки духовных буддийских
властителей страны — ургинских хутухт. Крутые склоны Богдо-Уула поросли
стройными соснами и елями, десятки бьющих здесь ключей и небольших ручьев с
холодной и прозрачной водой питают зеленый ковер долины своей живительной
влагой. В яркий летний день над горной цепью серебрятся легкие облака, в
ненастье Богдо-Уул закрывают тяжелые, черные тучи. О приходе зимы сообщают
сверкание и белизна снежных шапок на вершинах гор.
В центре горной цепи, у быстрой и звонкоголосой реки
Толы, одиноко высится гора удивительной формы. Эта самой природой созданпая
пирамида похожа на памятник, поставленного ею самой себе. В древности гора
получила звучное название "Зайсан-Тологой" — "Царственная
голова". На вершине Зайсан-Тологой высится ныне монумент в честь нерушимой
советско-монгольской дружбы.
|