Второе, столь же реакционное,
враждебное исторической правде, шовинистическое направление выдающийся наш
востоковед академик Н. Конрад назвал «азиацентризмом». Сторонники этого
направления стремятся преувеличить историческую роль какого-то одного
азиатского народа за счет принижения роли других. С их точки зрения, все эти
народы являются народами «второго сорта», неполноценными, неспособными создавать
собственные культурные ценности, народами «неисторическими». В сущности
говоря, сегодня это направление следует называть маоистским, поскольку оно
связано с китаецентристской, агрессивио-гегемонистской идеологией и политикой
нынешних правителей Китая.
В историческом же аспекте оба эти
направления имеют глубокие корни в прошлом. Европоцентризм в своих истоках
уходит в политику и идеологию рабовладельцев Древнего Рима. Исторические корни
второго обнаруживаются еще глубже, в рабовладельческом Китае эпохи Чжоу, три
тысячелетия тому назад.
Разумеется, существовало и
противоположное, демократическое направление. По отношению к народам Сибири
оно начинается трудами С. Крашенникова, пронизанными гуманистическим подходом
к этим народам, симпатией к ним и уважением к их культуре. Ученый отдавал
должное не только стойкости в борьбе с природой, но художественным
способностям северных племен. Он с удивлением наблюдал у них, у этих «детей
природы», проявления своего рода философской мысли, вплоть до стремления
«изведать самую мысль птиц и рыб». С той же убежденностью в творческой силе
народов Сибири изучали их историю и культуру и другие прогрессивные русские и
зарубежные ученые и писатели.
Яркую и сильную речь в защиту
кочевников Азии произнес, например, 6 марта 1891 года на заседании Русского
антропологического общества выдающийся общественный деятель и ученый Сибири,
демократ по убеждениям Н. Ядринцев.
«Задавшись целью коснуться кочевого
быта и его значения в истории человеческой культуры, — говорил он, — мы должны
сказать несколько слов о тех предубеждениях и ходячих взглядах, какие по
рутине установились на жизнь кочевников. Эти воззрения составляют характерную
черту оседлого человека, смотрящего на всякую другую форму быта как на крайнее
за~-блуждение и дурную привычку. Кочевник обыкновенно выставляется противоположностью
культурного оседлого человека, его антиподом и антагонистом. Все свойства
кочевника выдаются как враждебные культуре и цивилизации. Кочевник считается
варваром, угрожающим оседлому быту. Некоторые его называют «врагом природы» и
приписывают кочевому быту опустошение лесов и превращение плодородных мест в
степи и пастбища.
К сожалению, враждебный взгляд на
кочевников, — продолжал Ядринцев, — усвоили не одни ретивые культуртрегеры,
но иногда проникались им и неосмотрительные ученые. Ясно, что ученые
заражались здесь теми же предрассудками культуртрегеров и не хотели вникнуть в
экономическую сторону быта кочевников, как равно упускали из виду точку
зрения, которая побуждает смотреть на различные формы быта в их
последовательном историческом и культурном развитии, от форм менее совершенных
к более высшим».
Ядринцев брал под защиту от
культуртрегеров, тогдашних идеологов колониализма, не только скотоводов-кочевников,
но и звероловов-охотников тайги и тундры. Он совершенно справедливо писал, что
охотникам и кочевникам принадлежит заслуга создания собственной материальной
и духовной культуры. Еще будучи охотником, человек создал «массу усовершенствованных
орудий, доказывающих продолжительный опыт и упражнение в занятиях».
Перейдя на ступень скотоводства, от
присваивающего хозяйства к производящему, кочевник поднялся на новую ступень
экономического развития. «В кочевом быте появилась экономия человеческой силы,
замена ее животным — он применяет ее везде. Жилище он везет, добычу охоты также
(прежде он ее таскал на спине, на лыжах, на санках). Он придумал работу для
лошади: валянье кошмы, войлока; впоследствии, при введении земледелия, он
молотит конскими копытами хлеб.
|