P. S.
Просматривая в читальном зале одну за другой беллетризованные биографии
Григория Ивановича, вдруг открываешь между ними нечто общее. Что это, как не
вариации одного, хорошо знакомого образа — Левши?! Самородный, самобытный
организаторский и коммерческий талант выходца из русской провинции бьется в былинных
схватках с англичанами и немцами, поддерживается (увы, не слишком рьяно!)
хорошими царедворцами и прогрессивными деятелями, но так и не может реализовать
себя — крепостники мешают! И все это очень даже всерьез, безо всякой иронии и
завуалированной сатиры.
Лесковское «баснословие» частью
читающей публики могло восприниматься (а воспринимается и сегодня!) как
«поддержка теории о сверхъестественных способностях народа русского», на деле
же являясь злой и меткой сатирой как раз на эту же самую теорию73.
Беллетризированные биографии Шелихова—«левши от коммерции»— пишутся иначе,
крупными мазками, они не оставляют у читателей каких-либо сомнений в превосходстве «таланта
народного» над злохитрым Западом с его не менее злохитрыми и пагубными для России
теориями и науками.
А на фоне такого Шелихова становится
совершенно очевидно стремление всех, за редкием исключением, дворян продать родину оптом или в
розницу.
Черты иного Шелихова рисуют архивные
документы. Правда, поначалу вызывает удивление, насколько архивные данные могут не
соответствовать
представлению о Шелихеве как о былинном персонаже.
«Братец Федор Петрович,— писал Г.
Шелихов своему кяхтинскому приказчику Ф. П. Шегорину в 1793 году, перечисляя
покупки, которые было необходимо для него сделать, и давая поручение купить
семена «разных китайских растений» —... в числе сих семян не надо забывать
хлебных, овощных, фруктовых и цветных (цветочных). Сии вещи крайне мне нужны, ибо я имею обязанность
доставлять их, чтобы услужить отечеству, так как я член Российского
Экономического общества...»
«Вольное экономическое общество к
поощрению в России земледелия и домостроительства» было образовано в
Санкт-Петербурге в 1765 году, имея целью «все полезные и новые в земледелии и
экономии, чужестранными народами поныне изобретенные, и опытами уже изведанные
материи, прилежно собирать и сообщать любезным своим согражданам. Также [...]
подробно узнать внутреннее состояние здешних провинций, открыть их недостатки
и изыскать полезные к отвращению тех недостатков средства». Членами общества
были академики и вельможи, русские помещики и иностранные естествоиспытатели.
Но чтобы и Шелихов?!
...Документы «ВЭО» (по крайней мере
часть их) находятся в Ленинграде, в Центральном государственном историческом
архиве. Сами документы хранятся в бывших зданиях сената и синода, читальный же
зал архива — в соседнем, примыкающем к синоду особняке, где в 1825 году жил
австрийский посол, тесть декабриста Н. Трубецкого, у которого Трубецкой нашел
временное убежище вечером 14 декабря. Каменные львы на крыльце, парадная
лестница вестибюля, просторный читальный зал с великолепно отреставрированным
плафоном — росписью на потолке. Впрочем, работать в читальном зале ЦГИА приятно не
только в связи с его «историческими стенами», это богатейшее собрание
документов крайне удобно в пользовании благодаря постоянной готовности любезно прийти
на помощь исследователю досконально знающих свои фонды архивных работников.
Так был ли в действительности
Григорий Иванович членом ВЭО?
Фонд 91 — фонд Вольного
экономического общества, к сожалению, не имеет подробной описи. «Журнал 1766
года», «Журнал 1767 года» — дела с короткими, ничего не говорящими о содержании
названиями...
Есть, правда, именной указатель, но
радость по поводу его обнаружения длится недолго. В нем, оказывается, не все,
кто имел отношение к деятельности общества, а лишь авторы представленных на
конкурс сочинений. Хотелось бы заняться просмотром всех дел подряд, но ведь их
— несколько тысяч. Сплошной просмотр дел одного объемного фонда может
позволить себе исследователь-ленинградец. Этой роскоши нет у выезжающего в
короткие командировки сибиряка.
И все же маленькая зацепочка в описи
нашлась.
Дело № 503 — «Реестр господам членам
Вольного Экономического Общества». Ежели не тщеславие, не стремление поднять
свой авторитет в глазах промышленников двигали Григорием Ивановичем, объявившем
себя членом общества, то в списке-реестре обязательно окажется его фамилия.
И вот заказанное дело приносят в
читальный зал.
...На сей раз это даже не подлинные
документы XVIII века, а рулоны позитивной фотопленки, на которые они
пересняты. С коробкой микрофильмов в руках начинаем «перебирать» аппараты для
чтения микрокопий. У одного не включается лампа, у другого неплотно прилегает
рамка, у третьего — слишком слабое увеличение... Работать с документами
удобнее, чем с пленкой, и глаза устают не так сильно. Но — микрокопия удлиняет
жизнь оригиналу.
Реестр составлен по хронологическому
принципу — каждый год в дело подшивались новые страницы с перечнем вновь
принятых в общество. На всякий случай начинаем бегло просматривать списки за
60-е, 70-е годы, затем все медленнее, все внимательнее — за 80-е, 90-е. Имя
Шелихова в реестре отсутствует.
Итак, он самозванно, «для пущей
важности», причислил себя к обществу экономистов, естествоиспытателей,
натуралистов, агрономов — профессионалов и любителей! Итак, беллетристы правы,
рисуя Шелихова эдаким лапотным увальнем-самородком, напоминающим Левшу?
Каков соблазн — свернуть пленку,
уложить ее в алюминиевую «диафильмовскую»
коробочку, ее — в картонный футляр с круглыми
ячейками, сдать все это, не оправдавшее надежд, работнику читального зала для
отправки назад, в подземное хранилище. Тем более что времени — в обрез, надо
спешить с просмотром других документов. Но... опять щелкаем выключателем, вновь
оживает «микрофот», еще раз смотрим реестр с самого начала: медленно, медленно,
еще медленнее. Выписываем тех членов ВЭО, с которыми мог иметь контакты Шелихов.
В 1774 году в общество принят Г.
Потемкин, в 1777 — иркутский генерал-губернатор Ф. Кличка, через десять лет
после него — Александр Андреевич Баранов, в 1794 году — Платон Зубов...
Список заканчивается. Шелихова в нем
нет.
Впрочем, на пленке после 3—4 пустых
кадров еще несколько не замеченных раньше страниц — какие-то неразборчивые
черновики, а вслед за ними еще один список. Он короткий, небрежный, и
заголовок у него другой: «Корреспонденты». Номером восемнадцатым «1793 года,
апреля 9» внесен в него «госп. рыльский купец Шелихов».
...Нет, иным должно быть наше
отношение к Григорию Ивановичу! Не невежда, кичливо называющий Кука и других
западных мореплавателей «кукишами», не одиночка, воюющий за свою мечту —
Славороссию со всем не понимающим его окружением, воюющий по наитию, без
какой-либо тактики и стратегии,— он, вероятно, другой, более близкий к современному типу деятельной личности,
чем можно было предполагать.
...В 1794 году он,
член-корреспондент ВЭО, отправляет действительному члену ВЭО А. А. Баранову
для посадок на американской «матерой земле» почти 60 пудов ржи, более 10 —
пшеницы, по нескольку пудов ячменя, овса, гороха; посылает семена гречихи,
конопли, «рет-ки, моркови, репы, брюквы, свеклы, разных капуст и огурцов, дынь,
арбузов, разных салатов, шпинату, портулаку, петрушки, селлери (сельдерея), постарнаку, луку и многих других». В этом списке вроде бы
естественным выглядит отсутствие картофеля,— он в России окончательно прижился
в середине следующего, XIX века. Но в Русской Америке «картофели» уже «хорошо
плодятся», для посадок в Славороссии картофель может быть взят с Кадьяка.
«4 телки, 2 козла и 5 козлух, 3
барана, 4 овцы, жеребенок и кобылка» — все это вдобавок к небольшому стаду,
имевшемуся на Кадьяке, было отправлено в Русскую Америку тогда, в 1794 году, а
кроме того, корабли доставили туда и «хлебопахотные орудия»...
Новый 1795 год сулил новые надежды.
|