Для того чтобы завязать с японцами
торговые связи, нужно было обойти запрет посещения европейскими судами
японских портов, который был наложен правительством Токугава Иэмицу еще в 1639
году. Вероятно, Бентам, а с ним и Шелихов рассчитывали при содействии
Потемкина получить разрешение отвезти на родину потерпевших крушение на
Алеутских островах японских моряков, доставленных в 1789 году в Иркутск7.
Возвращение японцев в Японию — прекрасный повод для установления
дружественных контактов! Однако уже в конце лета — в начале осени 1791 года,
еще до смерти Потемкина, вопрос о плавании в Японию решился совсем не так, как
этого хотелось бы Григорию Ивановичу. Неожиданным противником планов
Шелихова—Бентама оказался Эрик (Кирилл) Лаксман — компаньон А. Баранова и добрый знакомый Шелихова.
У Лаксмана существовал свой
собственный план экспедиции в Японию, по характеру не только дипломатической
и торговой, но и научной, и именно он и был одобрен Екатериной II после того,
как академик привез из Иркутска в столицу одного из японцев и добился для него
аудиенции у императрицы.
Главою будущей экспедиции должен был
стать младший сын Эрика Лаксмана (от первого брака) Адам, в то время исправник
в Гижигинской крепости на берегу Охотского моря, с помощью отца приобретший
немалый опыт в астрономии, метеорологии, ботанике и пр. В Японию экспедиция
должна была отправиться на казенном
судне, а не на купеческом, как
задумывал Шелихов.
Наталья Алексеевна потом напишет,
что отношения между Лаксманом и Шелиховым испортились после того, как Шелихов
отказался дать Эрику Густавовичу в долг некую сумму. Насколько точно названа
причина ссоры пока данных не имеется. Впрочем, законопослушный Лаксман считал,
что только государство могло осуществлять шаги по установлению торговых
контактов. Не одобрял Лаксман и стремления Шелихова полностью взять японскую
торговлю в свои руки. В письме секретарю Екатерины А. А. Безбородко, ведавшему
внешнеполитическими делами, Лаксман бросил: «...рыльский купец имянитой
гражданин Шелихов... и ныне монополитическим (монополистическим.— Л. С.) оком
взирает на будущую первоначальную японскую торговлю. А мне кажется, что сии
первые шаги предприяты должны быть с великодушною предосторожностию, то есть,
сходственно с волею Ея величества...»
Несмотря на конфликт с Лаксманом,
Григорий Иванович все же смог принять участие в экспедиции, хотя и косвенное.
Вначале все даже шло к тому, что ему
придется предоставить свое судно для плавания Адама Лаксмана к японским
берегам. Третье судно для «восточного проекта» — «Доброе предприятие св.
Александры», хотя и позднее, чем предполагалось, но было почти закончено. К
концу 1791 года не была завершена лишь его оснастка. Поначалу, ввиду отсутствия
подходящих казенных кораблей, иркутскими губернскими властями было решено
приобрести «Предприятие» у Шелихова и использовать его для плавания в Японию.
Однако Эрик Лаксман, Адам Лаксман и судоводитель, назначенный в экспедицию,
штурман Ловцов «за малостью и неудобным расположением каюты» признали «Предприятие»
неподходящим, и корабль, уже купленный для экспедиции, был возвращен Григорию
Ивановичу. Было ускорено строительство казенной бригантины «Екатерина»,
которая и отправилась в Японию. Но отправилась она ... имея на борту
шелиховского приказчика Ивана Григорьевича Поломошного с партией шелиховских
товаров для пробного опыта торговли.
В целом экспедиция Адама Лаксмана
кажется успешной — потерпевшие кораблекрушение японцы были возвращены на
родину, и японские власти выдали «письменный вид» — разрешение представителям
России на ежегодное посещение порта Нагасаки с дипломатическими и торговыми
целями. Но дальнейшие события доказали правоту Шелихова, считавшего, что
решающее слово в налаживании русско-японских торговых отношений должно
остаться за частной инициативой, и неправоту Эрика Лаксмана, считавшего эту
проблему сугубо государстве» ной. Русский корабль не пришел в Нагасаки ни на
следующий год, ни позже. Неповоротливый механизм государственной
крепостнической бюрократии так и не сумел использовать выгоднейшую ситуацию.
Через десять лет после возвращения в Охотск «Екатерины» наследникам Шелихова
придется заново решать задачу «установления первоначальной торговли с
Японией».
Итак, начала торговли с японцами
тогда, в 90-х годах, положено не было. Как и раньше, ни Шелихов, ни любой
другой русский купец не имел права продавать в Нагасаки пушнину и покупать там
рис для промысловых «заселений» на Алеутских островах.
И вновь Григорий Иванович начинает
действовать «по-шелиховски» — постепенно, поэтапно решая поставленную задачу.
Не вышло с торговлей в портах Японии— попробуем организовать ее рядом, на
Курилах, куда могут привозить свои товары японцы. «Опорная база» на Урупе
поможет обойтись без очередных нижайших прошений на имя императрицы, которые к
тому же могут вызвать ее жесткий запрет. А чтобы организовать такую базу,
вполне достаточно будет протекции Платона Зубова.
«База»? Не впадаем ли мы в грех осовременивания смысла событий
двухсотлетней давности? Пожалуй, нет, ибо Курилороссия
— это и торговая фактория, и земледельческое и огородническое хозяйство,
которое, по мысли Шелихова, будет снабжать кадьякские и прочие промыслы «своим
хлебом». Две выписки. Одна из
протокола заседания Непременного
совета
Вспомним протокол заседания
Непременного совета (28.09.1793): «...просит он... десять человек мужеска пола
с женами для заведения хлебопашества в приличных местах матерой Америки и на
Курильских островах...» Другая выписка — об экспедиции на о. Уруп: первые
находки отряда археологов во главе с В. и О. Шубиными — пролежавшие в земле
без малого добрых двести лет зерна проса...
Заметим, для Курилороссии уже
существовал образец — Кадьяк с его «хлебопашеством и компанейским заселением».
Об этом и напишет потом Наталья Алексеевна, объяснив, что «на 18 Курильском
острову, недалеком от Японии ... дабы по времени и с сею страною завести
торговую связь», было основано Шелиховым поселение такое же, как на
Кадьяке.
Но и там, на севере, дела
складывались столь же непросто, как и на юге.
|