С 1955 г. началась подготовка к открытию флагмана отрасли — Азейского угольного разреза: строили станцию, прокладывали дороги, разбирали траншеи, монтировали оборудование. С момента открытия (1969 г.) разрез стал полигоном, где отрабатывались новые технологии вскрыши и добычи угля, испытывалась передовая техника, готовились кадры. Открытый способ добычи угля и богатые угольные месторождения способствовали быстрому расцвету этой отрасли в нашем городе и соответственно быстрому росту благосостояния работников угольной промышленности. Дефицитные отечественные и импортные товары: одежда, обувь, японские телевизоры и видеомагнитофоны, советские автомобили новых марок и зарубежные автомобили — появлялись прежде всего у наших горняков, что способствовало необыкновенной популярности профессии в городе. Когда в перестроечный период в городе открылись курсы экскаваторщиков, то записаться на них было так же трудно и престижно, как поступить в высшее учебное заведение. Молодые тулунчане быстро сориентировались и поменяли профессию. Мой давний знакомый, работавший в то время на угольном разрезе, за какие-то два-три года сменил мотоцикл «Иж», на «девятку», а вскоре и на иномарку. При встрече, демонстрируя свое благосостояние, он агитировал меня пойти учиться на курсы экскаваторщиков, подкрепляя свои слова следующими доводами: «Шахтеры научились добиваться своего, стуча касками об асфальт. А поскольку уголь будет нужен всегда, то мы любое правительство поставим на колени. Труд же рядового учителя всегда будет оцениваться государством неадекватно».
Добыча угля изменила облик самого города и природный ландшафт. Только полотно Московского тракта три раза переносили, огромное количество леса было уничтожено, южная часть города — в отвалах и напоминает фото лунной поверхности, в северной — та же картина. Пострадали и сельскохозяйственные угодья, ведь район-то преимущественно сельский. И никто не представлял, что закрытие угольных шахт и разрезов станет реальностью. Экономический кризис привел к тому, что были ликвидированы не только убыточные, но и рентабельные производства, что противоречило здравому смыслу и всякой хозяйственной логике. Как отмечал один из тулунских производственников, «торможению депрессивных тенденций в угольной промышленности города ничего не помогло — ни мощное лоббирование депутатов Законодательного собрания, ни забастовочные действия работников, ни многочисленные комиссии СУЭК» (В.П., бывший хозяйственный руководитель).
В девяностые годы поочередно закрылись главные градообразующие предприятия Тулуна.
Беды стекольного производства в городе начались еще на заре перестройки Тулунский стекольный завод — единственное в Сибири предприятие стекольной промышленности — по ассортименту выпускаемой продукции в Советском Союзе занимал второе место. Но с началом антиалкогольной кампании главный продукт - стеклянная бутылка — в один момент стал ненужным, и администрация завода вынуждена была менять технологическую линию на выпуск стеклянной банки, что, в конечном счете, не спасло предприятия. Попытки возродить производство в течение нескольких лет оказались неудачными. История банкротства завода носит просто детективный характер. В городе ходили упорные слухи, что на заводе побывали бизнесмены из Чехии и Китая и как будто бы им заинтересовалась пивоваренная компания «Балтика». Все это впоследствии не нашло официального подтверждения. Случилось другое — в результате смены собственников от завода остались одни стены, которые хваткие предприниматели начинают потихоньку разбирать, и года через два на территории бывшего стекольного завода, скорее всего, будет пустырь. Экономический крах завода чуть было не закончился катастрофой и для всего поселка Стекольного — все его теплоснабжение обеспечивалось заводской котельной. Пришлось переложить эту функцию на котельную банно-прачечного комбината.
За годы экономических реформ бесследно исчез некогда мощный строительный трест Востокпромстрой, под эгидой которого работали несколько строительно-монтажных управлений и передвижных механизированных колонн. Не действует некогда считавшийся благополучным плодокомбинат, развалился Тулунский маслодельный завод. Одним из значимых событий разрушения Тулуна индустриального стало закрытие Тулунского угольного разреза: «Вы знаете, что после известия о закрытии разреза, на следующий день, многие рабочие пришли на работу, словно бы ничего не случилось, полагая, что это просто чья-то злая шутка. Вы не представляете, как страшно было смотреть на то, как у дверей конторы разреза, опустив головы, в немом отчаянии стояли здоровые и крепкие мужики... Они надеялись, что для них-то найдется дело и им не придется досрочно возвращаться домой, к вопрошающим глазам домочадцев...» (Л.С, бывший директор ПУ № 4). Впрочем, развитие угольной промышленности на тулунской земле продолжается, однако успехи этой отрасли ныне больше связываются с развитием Тулунского района. В начале 1960-х органы власти города и района были разделены вслед за образованием сельского райкома и горкома КПСС. Административное разделение аграрного района и промышленного города сохранилось до сих пор. Поскольку налоги платятся по месту расположения предприятий, и Мугунский разрез — перспективный и быстроразвивающийся — сегодня формирует существенную часть бюджета района, но не города, где живут работники предприятия.
Объединение Тулунлес — около десятка лесозаготовительных предприятий и лесодеревообрабатывающий комбинат — закрылось «из-за истощения лесосырьевой базы», однако по причине растущей безработицы началась незаконная или легализованная, но бесконтрольная вырубка деловой древесины, быстро принявшая характер эпидемии. Груженные лесом вагоны тысячами пошли за рубеж, и как следствие варварских действий непрофессионалов, — захламленность лесного массива, пожары, исчезновение ягодных и грибных мест... «Леса вокруг Тулуна, а также берега реки Ни забиты отходами древесины — от стволов взята только комлевая часть, а остальное брошено за ненадобностью» (В.В., старожил города). Утратив естественную защиту из вековых лиственниц и сосен, в город пришли ветра, которые в последнее время все чаше пытаются сорвать с крыш шифер или сломать посаженные дачниками деревья...
Отношение к городу стремительно меняется. Вот что о ситуации в городе и о личном отношении к нему пишет коренная тулунчанка Елена Федорова: «...Ветер гуляет по ночным улицам, вытряхивая мусор из контейнеров, завывает в печных трубах, давя на психику, навевая тоску и безысходность даже на самые стойкие и оптимистичные души... Сценарий фантастического фильма? Нет, Тулун. Родной город, в котором, вполне вероятно, может и не остаться места для грядущих поколений...
Разве об этом мечтали мы, юные и влюбленные в жизнь, провожая закаты и встречая рассветы? Разве хотели такого будущего для своих детей? И что делать теперь? Собираться и кочевать, оставив за спиной несбывшиеся надежды и унося в своем сердце неизбывную печаль?
А может, все обойдется, ведь надеяться — это не грех. Но как бы крепка ни была эта надежда, у кого-то почти даже уверенность, все-таки думаю, каждый тулунчанин ощущает за спиной тяжесть котомки и видит, как утопают в дорожной пыли его сапоги. И задается вопросом: а что же дальше?»
Энергия и инициатива людей в малых городах и совсем маленьких поселениях поколениями передавалась от основателей, которые однажды пришли в Сибирь, поставили на конкретном месте свои дом, посадили дерево, возделали поле, открыли ремесленную мастерскую, проложили дорогу. Многие их потомки теперь вернулись назад, занимаются бизнесом, Все это было положено в основу их фамилии, откуда пошли и характер, и норов, и профессиональное, переходящее из поколения в поколение занятие, вера и линия поведения, быт и уклад семьи. В малых городах таких фамилий, или становых родов, свойственных поселению, всегда имелось несколько. Они определяли и определяют по сей день то, что называют энергией малых городов. В Тулуне, вобравшем в себя историю индустриализации и вместе с ней не одну волну переселенцев, влияние конкретных фамилий малозаметно, оно как бы растворено, но Тулун зачастую называют большой деревней, и это поистине так. Возможно, именно близость к природе и крепкие деревенские корни позволяют тулунчанам жить и выживать в сегодняшней сложной экономической жизни.
Но что же дальше? В августе 2006 г. администрация Тулуна информировала население о том, что город имеет долг 20 миллионов рублей за поставку угля в прошлый отопительный период и нет средств для приобретения топлива на предстоящий. Восьмого февраля 2007 г. мэр на встрече с тулунскими педагогами заметил, что запасов угля в городе только на сутки и если внезапно понизится температура, то это может закончиться катастрофически. А подводя итоги года прошедшего, подчеркнул разницу между размерами ущерба от наводнений (около 60 млн рублей) и выделенными для ликвидации ущерба средствами (5 млн рублей).
Тулунские сложности достигли такого размера, что в мае 2006 г. впервые в истории Законодательного собрания Иркутской области весь областной парламент и региональные чиновники провели в Тулуне выездное заседание. Буквально накануне по городу пронеслась весть о том, что последнее градообразующее предприятие Тулуна — гидролизный завод — на грани остановки. Гидролизный завод (дата образования — 1949 г.) до недавнего времени был одним из самых стабильно работавших предприятий микробиологической промышленности России. Еще недавно директор завода В.А. Хаматаев о состоянии гидролизной отрасли в городе говорил следующее: трех гидролизных в Иркутской области наш, как Одиссеев корабль, более или менее успешно минует многочисленные Сциллы и Харибды в бурном море постсоветской экономики, обходя опасные рифы и мели». Но после вступления с 1 января 2006 г. в силу ряда федеральных законов и внесения изменений в часть вторую Налогового кодекса РФ данное предприятие лишается права реализовывать произведенную продукцию. Тем самым была поставлена жирная точка в судьбе последнего градообразующего объекта города. Тулунские гидролизники возлагали большие надежды на областных парламентариев, ожидая решения насущных проблем завода, а следовательно, всего города, но увы... Тулунский гидролизный завод сейчас закрыт.
Тулун сегодня называют самой проблемной территорией региона, и это вполне справедливо, поскольку сорок восемь процентов населения живут за чертой бедности. «Неоткуда взяться оптимизму, поскольку сегодня многие нашли спасение в тайге, заготавливают лес для предпринимателей-частников. Только ведь и тайга скудеет. Еще год-полтора, а дальше-то что?.. Чем займутся люди, когда выйдут из леса?» (Николай, токарь-универсал, бывший работник завода).
Один из индикаторов социального неблагополучия — первое место в области по заболеваемости туберкулезом. Другой показатель — в городе в настоящее время насчитывается уже более десяти служб такси, тогда как рынок оказываемых ими . давно перенасыщен. Это свидетельствует о критическом уровне безработицы и дальнейшем обострении социально-экономической ситуации. «Чем беднее становится город, тем больше в городе такси, тем ожесточеннее конкуренция и спектр услуг, оказываемых этими службами» (В.М., водитель службы «Льготное такси»).
Тулун стремительно меняет свое лицо: из города угольщиков, стекольщиков и гидролизников он превращается в город таксистов, бюджетников и вахтовиков. Одни уже давно отправились на заработки в дальние края, другие, под давлением домашних, только начинают прокладывать себе эту нелегкую дорогу. «Мужик должен быть добытчиком и содержать семью, и мне все равно, где он будет работать, пусть хоть на Северный полюс едет, — высказалась о безработном муже одна из женщин, — хватит ему холодильник охранять».
Местные власти и депутаты разных уровней все чаще говорят о переподготовке освободившихся в городе кадров и развитии вахтового метода трудоустройства.
Надежда на позитивные перемены все же продолжает жить. «В первые годы всеобщего обвила многие находились в состоянии, близком к оцепенению, все еще надеясь на возврат прошлого. Но проходил год, за ним второй, третий, и более активные начали быстрее двигать ногами, лихорадочнее шевелить мозгами, стремясь отыскать собственную нишу, дело, которое могло обеспечить пусть относительное благополучие и самому, и семье, и городу» (В.Н. Пивень, директор угольного разреза, ныне мэр города).
Предпринимаются попытки по созданию новых рабочих мест. В качестве примера можно назвать деревообрабатывающее производство на территории бывшего ЛДК, где уже установлено и действует новое оборудование, хотя в масштабах города данное производство пока не играет значительной роли.
Депутат Законодательного собрания Геннадий Нестерович предлагал перевести гидролизный завод на выпуск пищевого спирта из зерна, что было бы естественно в аграрном районе. Говоря о перспективах тулунской промышленности, депутат замечает, что нас как-то испортило обилие природных ресурсов. Речь больше ведем о нефти, газе, угле, золоте, не принимая во внимание таких пустяков, как огнеупорные глины, гипс, известь, щебень... А это ведь исходное сырье для производства стройматериалов. «В программе социально-экономического развития области, которую недавно представили депутатам, намечено донести строительство жилья к 2010 г. до 1 млн кв. М., но ни слова нет о том, где возьмем для этого материалы. Они лежат под ногами, а мы ленимся наклониться»19.
Действительно, как можно говорить об инвестиционной привлекательности территории, не зная толком, чем мы владеем? Возможно, что депутат нрав и в том. пи «опасные иждивенческие настроения тулунчан» и «комплекс провинциальной неполноценности» мешают развернуться в городе новым передовым, перспективным производствам. Пословица «Сибирские города строились не языком, а купеческим рублем» за годы бесхозяйственности хорошо забыта.
После долгих лег затишья в городе возобновляется активная творческая и интеллектуальная жизнь, возрастает роль местных СМИ и телевидения, создана экспериментальная студия журналистов.
Тулунчане сегодня все чаще проговаривают дилемму, которая разрешится в ближайшие годы: сохранится ли Тулун как город?
|