Естественно, что я как
технорук экспедиции, а точнее — главный геолог ее, тоже должен был круглый год
находиться на работах в Нюрбе и поисковых партиях. Между тем после защиты мной
зимой 1948/ 1949 года докторской диссертации я был назначен деканом
геологического факультета университета, где заведовал кафедрой исторической
геологии. Пока геолого-поисковые работы носили сезонный характер и я выезжал
из Иркутска только на лето (отчасти — осенью), мне удавалось совмещать работу в
университете с работой в экспедиции. Теперь это становилось невозможным.
Взвесив все эти
обстоятельства, я решил остаться в Иркутске и, запросив у главка согласие на освобождение
от работы в экспедиции, получил его.
Но моя связь с
геологическими исследованиями алмазоносных районов не оборвалась.
Восточно-Сибирское геологическое управление обратилось ко мне с предложением
сформировать и возглавить новую экспедицию с целевым заданием «Государственная
геологическая съемка алмазоносных районов Сибирской платформы», и в 1951 году
в управлении была сформирована новая экспедиция, наименованная Северной,
геологическое руководство которой я и принял на себя. Эта экспедиция была
укомплектована отчасти штатными, преимущественно молодыми геологами управления,
отчасти аспирантами и ассистентами геологического факультета университета.
В 1952 году я выехал на
работы в верхнее течение Вилюя. Наш путь был задуман интересно. Через Красноярск
на тяжелых гидросамолетах экспедиция была заброшена в поселок Тура на Нижней
Тунгуске; это центр Эвенкийского Автономного округа Красноярского края. Отсюда
же гидросамолеты, американские летающие лодки «Каталина» перебросили нас (около
40 человек со снаряжением и продовольствием) на большое озеро Хурингда в
истоках Вилюя. Здесь, сделав небольшие плоты и погрузив на них наш груз, мы по
болотистой речушке Хурингда выплыли на Вилюй у фактории Эконда, а затем сплыли
по Вилюю до устья речки Улахан-Вава (в переводе с якутского — Большая Гусиная)
и оказались в центре района работ. Сюда же с Нижней Тунгуски и Чуны подошли
заранее нанятые в ближайших колхозах оленеводы с вьючными оленями. Собравшись
вместе, мы разбились на отряды и разошлись по намеченным маршрутам.
Мы (я, С. Ф. Павлов, А.
И. Бердников) вышли большим оленьим караваном через водораздел Вилюя и реки
Маркоки (около 500 км).
Нашим хозяйственникам поручили доставить на среднее течение Маркоки, избранной
нашей главной операционной линией, запасные продукты, теплую спецодежду и другие
грузы для обеспечения работ и разбить там базовый лагерь, куда стянутся осенью
все отряды. Этот обоз поступил под команду геолога И. А. Чернецкого, он должен
был вести и геологическую съемку. Надо сказать, что больной вопрос о доброкачественной
топографической основе, от отсутствия которой мы жестоко страдали все
предшествующие годы, начал разрешаться. Главное управление геодезии и
картографии развернуло по всей территории широкие аэрофотосъемочные работы.
Составленных на основе аэрофотосъемки топографических карт еще не было издано,
но мы были снабжены аэрофотоматериалами. Это для нас решало вопрос.
Мы имели в виду наряду с
геологическим картированием осветить рекогносцировочными поисками на алмазы
территорию геологической съемки вне контуров ведущихся поисковых работ.
Геологосъемочным партиям были даны дополнительные задания по шлиховому
опробованию рыхлых отложений речных долин, «русловой съемке»—возможно более
детальному изучению галечно-песчаных отложений по руслам рек и опробованию на
алмазы русловых отложений. Мы продолжали думать и над возможностью выделить
какие-либо минералы, вероятные спутники алмаза. К сожалению, ни на нижней
Тунгуске, ни на Вилюе такой минерал не выделялся и не описывался, как он выглядит
в натуре — мы не знали.
Не знали мы и того, что
такой минерал именно в это время был уже найден в Ленинграде, в лабораториях
университета и ВСЕГЕИ. В руки профессора Ленинградского университета А. А. Кухаренко,
минералога и петролога, попали образцы южноафриканских кимберлитов (образцов
этих пород в Союзе почта: не было).
Внимательно исследуя их,
А. А. Кухаренко обратил внимание на высокое содержание в кимберлите граната
пиропа и крупных зерен ильменита. Он вы-, делил зерна этих минералов из породы,
изучил их состав, внешний облик, оптические свойства и рекомендовал эти
минералы как парагенетические спутники алмаза. Присутствие их
свидетельствовало о потенциальной алмазоносности вмещающих пород. Минералог Н.
Н. Сарсадских, жена А. А. Кухаренко, старший минералог ВСЕГЕИ, принимавшая
участие в поисках алмазов на Вилюе, обратилась к ревизии ранее взятых шлиховых
проб из алмазоносных отложений и нашла в старых шлихах гранат пироп, который минералоги
до сих пор не отличали от красного граната — альмандина, обычного для всех
шлиховых проб. По-видимому, появлялся новый надежный метод для поисков алмазоносных
россыпей, но его, разумеется, нужно было проверить в поле. Н. Н. Сарсадских и
приступила к такой проверке в 1953 году.
|